Бернард Вербер

Бернард Вербер
Отец наших отцов

Дети замедлили шаг. Самки тоже. Самцы-доминаторы отказались сдаваться так просто. Даже подчиненные самцы, и те не хотели оказаться трусливыми, словно самки. Они издали несколько неуверенных криков, требуя, чтобы притаившийся зверь как-то себя проявил.

Именно это и случилось.

В одну секунду два трупа. Куски их тел разлетелись в темноте. Слышен был только мощный скрежет схлопнувшихся челюстей.

До сих пор непонятно, кто это такой, но ясно одно - что-то жутко громадное.

24. ДЫМЫ И ПАРЫ

Каценберг зажег настольную лампу, чтобы получше рассмотреть листы блокнота.

- Итак, существует некий клуб "Откуда мы взялись?", составленный из людей, занятых исследованием вопроса происхождения человечества. Профессор Аджемян, должно быть, связался с кем-то из его членов, чтобы тот пришел ему на помощь. Несомненно, сделал он это не в добрый час, потому что тот - вместо помощи - пришел его убить.

Девушка согласно кивнула головой и обвела взглядом комнату в поисках нужного ей инструмента. Взяв одну из кирок, она, орудуя ей как рычагом, попыталась сломать задвижки сейфа.

- Я вижу, вы сторонница метода гордиева узла? - поинтересовался Каценберг.

- Какого такого узла?

- В античную эпоху Александр Великий столкнулся с узлом, сплетенным так хитро, что никто не мог его развязать. Как и все другие предшественники, он попытался было его распутать, но ничего не вышло. Разозлившись, он разрубил его одним ударом меча. С тех пор это выражение применяется к людям, у которых не хватает терпения спокойно добраться до сути проблемы и предпочитающих все просто сломать.

- Что до меня, то скажем так: я сторонница решений быстрых и простых.

Она налегла еще сильнее и - дзынь! - петля сейфа лопнула. Девушка посветила внутрь карманным фонариком и извлекла оттуда десяток банкнот по двести франков и несколько порнографических журналов, которые с негодованием швырнула на ковер. И больше ничего.

Каценберг приглушил звук пигмейских песен и подошел к сейфу, чтобы осмотреть циферблаты. Он восхитился:

- Вам удалось подобрать два из трех. Это вы в детдоме так научились?

- Факультативные занятия по вскрытию сейфов, - скромно ответствовала она. - Когда я планировала свою карьеру в бандитизме, то ходила на вечерние курсы к великим мастерам. Вы знаете, детдом можно покинуть двумя путями: через бандитизм или проституцию.

- И что вы имеете против проституции? - заинтересовался Каценберг.

- Я слишком люблю секс, чтобы он стал моей профессией. С другой стороны, в роли квартирной взломщицы я выступала не так уж плохо.

- Зачем же вы тогда переключились на журналистику?

Пока Лукреция рассказывала свою биографию, Каценберг удобно устроился на кушетке, которая тут же прогнулась под его весом.

В журналистику она попала по чистой случайности. Дело было в Камбре, на севере. Она нацелилась очистить одну квартирку, по всем признакам необитаемую, но зато расположенную в квартале зажиточных буржуа. Она уже запихивала в свой рюкзак столовое серебро (его гораздо легче сбыть, чем, скажем, картины), как вдруг послышался звук проворачиваемого в замке ключа. Она быстренько погасила карманный фонарик и скорчилась за занавеской. Но это не помогло. Вошедший немедленно заметил беспорядок, принялся отыскивать виновника и извлек воровку из ее укрытия.

Мужчина был очень крепкого сложения, напоминая собой шкаф. Юная Лукреция сразу же поняла, что, несмотря на весь свой талант в детдом-квондо, силой ей отсюда не выбраться. Она решила сыграть на душещипательстве.

Ростом она была невелика и это вполне могло получиться. Словом, она разыграла перед гигантом замечательный экспромт про бедную сироту, брошенную родителями и живущую в горе и несчастье. Лукреция поведала об отвратительных условиях существования в религиозном приюте. В ход были брошены все мифы и россказни о "добрых" монахинях - любительницах телесных наказаний, лесбиянски надругавшихся над связанными детьми и т.д. и т.п...

Разговор затянулся далеко за полночь. В свою очередь, мужчина сказал, что работает главным редактором одной из провинциальных газет. Совершенно неожиданно для нарушительницы его жилища, он принялся хвалить ее выдержку, изобретательность и способность к адаптации, то есть те самые качества, которых - по его словам - так часто недостает людям, подвизающимся в журналистике. Он посетовал на то, что в наше время в редакциях остались одни только функционеры, отсчитывающие часы и минуты пребывания на службе и крайне неохотно, с кислой миной отрывающие зад от стула для ведения полевой работы. Более того, и от нового поколения не приходится ждать ничего другого. Все его стажеры были словно марионетки, не делающие сами ничего и со временем готовые превратиться в таких же нулей и ленивцев, как и их старшие коллеги.

Он был очарован нахальством и предприимчивостью Лукреции и в итоге предложил ей попробовать себя в качестве стажерки в редакции своей газеты, в Камбре.

Поначалу она освещала случаи с раздавленными собаками в разделе дорожных происшествий. Потом пошли репортажи про городской конкурс на звание "Мисс Мокрая Футболка", выставки самых больших апельсинов и, наконец, гораздо более серьезная серия статей про забастовки и несчастные случаи на шахтах. К концу года главред, считая, что его протеже проявила себя очень хорошо и заслуживает настоящей карьеры, посоветовал ей не терять больше время в провинции и перебраться в Париж. Он порекомендовал ее одному из своих друзей, с которым вместе учился на курсах повышения квалификации: Франку Готье, редактору научной рубрики в Современном наблюдателе.

- По сути дела, мы оба оказались в журналистике примерно одним и тем же способом, - заметил Каценберг. - Я через полицию, вы через бандитизм.

Он встал и прошелся по комнате.

- Вы, должно быть, наловчились быстро оценивать новые места. Вот и скажите... что вас больше всего удивило в первый раз, когда вы сюда попали?

Она задумалась.

- Статьи. Меня поразила уверенность профессора, в особенности его заявления про открытие недостающего звена.

Ответ не удовлетворил могучего журналиста.

- Нет, - отреагировал он. - Обязательно должно было быть что-то аномальное. Что заставило вас думать, что убийство не было делом рук квартального маньяка, как это утверждал инспектор полиции?

Девушка потерла себе лоб, чтобы лучше сосредоточиться.

- Я осматривала комнату... Портреты обезьян. Скелеты на вешалках.

- Закройте глаза, - предложил Каценберг. - Представьте себе эту сцену. Припомните каждую секунду после того, как вы переступили порог этой злосчастной квартиры. Что было самым странным?

Она сжала веки, затем опять открыла глаза.

- Извиняюсь. Я ничего не вижу.

- Хорошо. Закройте глаза опять, глубоко вздохните, - сказал он, будто всю жизнь работал гипнотизером. - Дышите... Еще... Представьте, что вы орошаете свой головной мозг, каждый из нейронов, пробуждаете спящие зоны. Прокручивайте перед глазами изображение, как в замедленной съемке... Итак, что убедило вас в том, что это нетривиальное преступление?

Она помассировала виски, похлопала глазами и вдруг распахнула их совсем широко.

- Поза трупа! - воскликнула она. - Он сидел в ванной и показывал пальцем на зеркало перед собой!

Сообща они поспешили в ванную комнату.

- Я еще подумала тогда: "Он словно показывает на своего убийцу".

Каценберг подверг зеркало придирчивому осмотру.

- ... Или хочет что-то написать на стекле...

Лукреция недоверчиво склонила голову набок.

- Даже если он и мог что-то написать на конденсате, это нам ничего не дает. Двери были открыты настежь, все давно испарилось в потоке воздуха, никаких следов.

- Может, да, а может, и нет, - сказал Каценберг.

Он закрыл дверь и до упора открыл кран с горячей водой. Облака пара не замедлили окутать ванную комнату. Когда место стало походить на сауну, он закрыл кран и заново распахнул дверь.

След от конденсата напоминал что-то вроде цифры. Поначалу девушка подумала на число "5", но нет, форма более закругленная. Это не цифра, это буква.

Буква "S".

Лукреция была впечатлена.

- Просто воспоминание о моих детских наблюдениях, - дал понять Исидор. - Пальцы всегда оставляют чуть-чуть жира на стаканах, зеркалах и так далее. Очень, очень немного, но после испарения след все-таки остается. Если еще раз обдать паром, то рисунок опять проявится, даже спустя долгое время.

Они осмотрели букву.

- "S", возможно, инициал имени убийцы, - заметила Лукреция.

Они вернулись в кабинет посмотреть на лист, усыпанный пудрой. "S"... На блокноте, где писал Аджемян, только у одного человека имя начиналось с этой буквы. Профессор Сандерсон.

- Бенуа Сандерсон! - воскликнул Каценберг. - Крупная шишка в астрономии, директор обсерватории Мюдон.

На зеркале в ванной еле видимая змейка постепенно исчезала.

"S".

25. В САМОЙ ГЛУБИНЕ ПЕЩЕРЫ

"С... Сссс, сссс, чак".

Когти разрывали воздух и плоть.

В этот момент членам орды очень хотелось стать черепахами с их защитными панцирями. Их собственные тонкие волосы и мягкая кожа не в состоянии спорить с когтями и клыками агрессора. В особенности агрессора с такой силой, ростом и подвижностью.

Слышен сильный, страшный запах. Запах и не кошки, и не собаки. Может быть, их смесь. Впрочем, они и так уже знали, что это ни то и ни другое. Такого на их памяти еще не было.

Огромный. Злобный. Смертельно опасный.

Это даже нельзя назвать сражением. В полной темноте на них обрушивались длинные когти, острые клыки, могучие конечности, одним движением вспарывавшие брюшину и ломавшие кости. Лапы тяжелые, челюсти крепкие. Словно попасть под упавшее дерево, быть размозженным обломком скалы.

Все горько жалели, что растравили этого неизвестного зверя. Кто-то бросался ничком на пол, кто-то пробовал прижаться к стенкам пещеры в тщетной надежде укрыться... Жуткий страх. У одних не выдерживал кишечник. Другие, охваченные конвульсивной дрожью в полной темноте, ждали своей очереди как избавления. На головы мокро шлепались куски разодранной плоти.

Пещерная тварь не лаяла и не кричала. Она убивала тихо, молчаливо, будто невзначай. Что это может быть такое? Впрочем, нет уже времени задаваться вопросами. Пора удирать.

Удирать. Удирать. Удирать. И быстро!

Как смельчаки, так и люди более робкие умоляли трусливых и ленивых не задерживаться. ОН споткнулся о львиные кости, но тут же вскочил. Вот ОН уже не слышит, что творится в глубине пещеры.

Оказавшись снаружи, все те, кто уцелел, сгрудились вместе. На перекличке недосчитались многих. Такова плата за исследование новых миров.

Дождь уже перестал лить. Беглецы со всей возможной скоростью забрались на ветки первого попавшегося на пути дерева, чтобы не остаться в пределах досягаемости пещерного жителя, который вполне мог за ними погнаться. Все на минуту замерли, раскачиваясь в кроне.

Вожак скрипел зубами. Все понимали, что это означает: "Я знаю, что сделал промах, но первый, кто мне об этом напомнит, получит кулаком по носу". Это привилегия доминаторов: ошибаться, не подвергаясь упрекам. Чтобы избавиться от огромного стресса, вожак выбрал одного из подчиненных самцов и принялся его избивать. Остальные изгои общества стонали под ударами прочих силачей.

Настроение уже лучше.

Несмотря ни на что, этот эксперимент послужил выжившим хорошим уроком: еще слишком рано пытаться завоевывать пещерный мир. Надо еще пожить на деревьях.

Разумеется, ОН был рад узнать, что имеется такой вот новый монстр, но все же, как и все прочие соплеменники, ОН отдавал себе отчет в том, что хоть они и были вершиной эволюции, знание их было неполным и что некоторые вопросы все еще оставались без ответа. Они гордились тем, что были готовы рискнуть жизнью, чтобы узнать чуть побольше.

ОН воспринимал защитные ветви дерева будто друзей. Каждый лист был словно крохотный щит, охранявший его от немыслимых чудовищ, таившихся в глубине скалистых пещер.

В этот самый момент со стороны дерева послышался характерный звук.

"СССссс..."

26. ТЕОРИЯ АСТРОНОМА САНДЕРСОНА

Сандерсон. Бенуа Сандерсон. Астроном был высокого роста, худощав, с длинной белой бородой. Ясный синий взгляд, объемистый свитер из грубой шерсти, надо думать, связанный матерью. Ботинки на толстой пластиковой подошве.

Должно быть, это последний писк моды среди астрономов. К тому же, он был экипирован слуховым аппаратом, который и принялся подстраивать, чтобы лучше слышать своих гостей.

Исидор Каценберг и Лукреция Немро представились как журналисты, работающие над репортажем о происхождении человечества.

Бенуа Сандерсон поэтому принял представителей четвертой власти на пороге крупного центра астрономических исследований, обсерватории Мюдон.

- Нельзя понять происхождение человечества, не понимая происхождение жизни. А происхождение жизни нельзя понять, не выяснив вопрос о происхождении Вселенной.

Он проводил их в необъятный сферический зал, укрывающий громадный телескоп, расположенный в самом центре. Купол был закрыт, а глаз телескопа загораживал непрозрачный оголовок.

- Наблюдения здесь больше не проводятся, - пояснил он. - Небо Парижа слишком грязное, чтобы еще что-то найти в глубине космоса. С другой стороны, у нас есть филиалы по всему миру.

Он показал на кучу экранов, где читались какие-то белые, более или менее размытые точки. Под каждым дисплеем табличка, уточняющая, из какой именно престижной обсерватории исходят изображения: Паломар, Зеленчукская, Южный Пик и даже космический телескоп Хаббл.

Журналистская пара внимательно осмотрела эту слабо мерцавшую пыль из белых точек и профессор Сандерсон пустился в объяснения:

- В самом начале был Большой Взрыв. Этот энергетический катаклизм произошел пятнадцать миллиардов лет тому назад.