Бернард Вербер
Рай на заказ
38-я страница |
Существовало мнение, что колонна бродячих муравьев может опустошить целые деревни и что, охваченные охотничьим азартом, эти создания способны атаковать таких крупных животных, как газели и даже слоны. Эти утверждения казались мне явным преувеличением.
Вскоре мне предстояло узнать правду.
Не успел я покинуть самолет, как очутился в совершенно ином мире, где все выглядело более ярким и радостным.
Был еще только апрель, но на солнце уже очень сильно припекало.
За пределами делового центра столицы в беспорядке громоздились незаконченные многоэтажки, в которых никто не жил. Нечистые на руку подрядчики построили лишь первые этажи и сбежали, бросив работу. Повсюду играли дети. Вразвалочку прогуливались многочисленные собаки, сбиваясь в стаи; женщины, одетые в бубу[62] самых разных расцветок, переносили вазы, горшки, корзины, младенцев. Запах цыпленка, жаренного на бензине, смешивался с ароматом пряностей и дурманящих цветов.
В "сельское такси", доставившее меня к месту назначения, — "Пежо-504" с пробитым во многих местах днищем, сквозь которое виднелась летящая лента дороги, а в салон постоянно летела оранжевая пыль, — набилось восемь пассажиров и два десятка кудахчущих кур.
Над зеркалом заднего вида была прилеплена наклейка: "ДОВЕРЬТЕСЬ ВОДИТЕЛЮ, ОН ЗНАЕТ, ЧТО ДЕЛАЕТ". Об этом действительно стоило напомнить лишний раз. Ведь водитель, хоть и бросил нас сначала на солнцепеке на целых полчаса, пока сам вместе с приятелями потягивал пальмовое пиво, в конце концов все-таки согласился довезти нас до деревни, где я должен был присоединиться к команде ученых из НЦНИ.
Вскоре автобан превратился в дорогу федерального значения, федеральная трасса — в областную, а та — в ухабистую сельскую грунтовку, которая и привела нас наконец к деревне.
В правой части селения, в доме, построенном высоко над землей, на ветвях огромного дерева, жила семья Лебрен — чета энтомологов, обосновавшихся здесь десять лет назад, — и группа только что прибывших ученых.
При входе в деревню женщины толкли сорго, распевая песни и жуя сырые зерна.
Над глиняными хижинами торчали антенны, а бензиновые генераторы рычали и дымили, заставляя работать невидимые телевизоры.
Деревенский колдун был тут за священника, психоаналитика, травника, консультанта по вопросам семьи и брака, астролога, аптекаря и дерматолога. Сидя на корточках на утоптанной земле в центре деревни, он объяснял окружавшей его молодежи, как распознать различных лесных духов и выяснить, не сглазил ли тебя кто-нибудь. Темой занятий в тот день как раз был "антисглаз" — техника безопасности, позволяющая вернуть порчу тому, кто ее навел. Методика, базирующаяся на хорошо известном принципе "не рой другому яму, сам в нее попадешь".
Тут не было ни малейшего намека на присутствие представителя полиции или любого административного органа страны. Все что угодно могло произойти без какой-либо реакции со стороны властей.
Профессор Филипп Лебрен оказался поджарым, мускулистым человеком высокого роста, с рыжей бородкой клинышком, смягчавшей выдающуюся вперед нижнюю челюсть. На лоб энтомолога свисала прядь волос. Он носил рубашку в красно-зеленую клетку, какие обычно можно увидеть на лесорубах, и высокие сапоги, защищавшие от укусов скорпионов. На плече ученого сидел мангуст по кличке Наполеон, охранявший его от змей.
Профессор Лебрен тут же посоветовал мне переодеться в рубашку с длинными рукавами.
— Из-за москитов?
— Нет, из-за мошки. Москиты — это еще ничего, ведь они жужжат и при укусе впрыскивают в кровь коагулянт, поэтому место укуса не чешется. А вот мошка летает беззвучно и оставляет крохотные, но открытые ранки, в которые попадают паразиты. В организме человека начинают размножаться маленькие черви, и это приводит к слепоте.
Действительно, я обратил внимание на то, что в зрачках некоторых жителей деревни копошилось множество светло-коричневых червячков. И я тут же решил никуда не выходить без рубашки с длинными рукавами.
Впрочем, вскоре я заметил на своей белой рубашке маленькие пятнышки крови. Это означало, что мошке удавалось проникнуть под ткань.
Профессор Лебрен также утверждал, что я должен взять мальчика-слугу. Я отказывался: подобный архаичный обычай возмущал меня. Ученый отвел меня в сторонку:
— Забудь о предрассудках. Погоди-ка, сейчас сам бой убедит тебя в том, что тебе просто необходимо нанять его.
Он подозвал высокого, худого человека в спортивных шортах и бесплатной рекламной футболке. Незнакомец, судя по его виду, был весельчаком.
— По-французски его зовут Серафим, но в деревне его знают как Куасси-Куасси. Это значит "третий ребенок". Давай, Куасси-Куасси, скажи ему, зачем ты нужен.
— Я завязываю шнурки на ботинках.
— Да я и сам прекрасно их завязываю, — удивленно ответил я.
— Я закрываю за вами дверь.
— До сих пор я и с этим справлялся.
— Я застилаю вашу постель. Каждый день я навожу порядок в ваших вещах.
— Аналогично.
Наконец, исчерпав все остальные доводы, Куасси-Куассии поведал, что у него десять жен и он рассчитывает получить от меня деньги на покупку одиннадцатой. Первая жена была согласна с его выбором, так что ему не хватало только денег. Десяти франков КФА[63] (то есть пяти французских франков, или чуть меньше одного евро).
Я сказал, что готов дать ему эту сумму просто так, но он ответил, что другие этого не поймут, тут "так не принято". В итоге африканец нашел решающий аргумент. Его услуги будут необходимы при изучении бродячих муравьев, поскольку каждый ученый в полевых условиях должен иметь ассистента.
Профессор Лебрен подмигнул мне: "Здесь все не так, как показывают в кино или по телевизору. Забудь свой политкорректный взгляд на мир, приспосабливайся к обстоятельствам и людям, которые тебя окружают". Не желая вызывать лишние толки, я принял эту странную помощь, раздумывая, не будет ли бой играть роль соглядатая, рассказывающего обо мне остальным обитателям деревни.
В последующие дни мне удалось узнать Куасси-Куасси поближе, и я стал находить удовольствие в беседах с ним. Притом что ученые, "тубабу" [64] ("белые врачи"), как называли нас местные жители, редко вступали в серьезный разговор (то есть общались на равных, как "члены одного племени") со своими слугами. Сначала боя немного смущало подобное отношение с моей стороны. Когда же он чувствовал неловкость, то становился еще более веселым. Его смех обычно превращался в настоящий гогот. Наблюдать за ним было забавно.
Куасси-Куасси смеялся постоянно, и единственной темой, над которой он отказывался шутить, было колдовство.
Африканец говорил: "Вы, белые, не можете понять нашей магии. Она выше вашего разумения".
У Куасси-Куасси были удивительно белые зубы, он чистил их, полируя веточкой, которую постоянно посасывал.
Как-то я заметил, что хотел бы иметь такую же палочку, чтобы и мои зубы блестели, но слуга ответил: "У вас, белых, от этой палочки выпадают зубы". И продолжал веселиться, соскребая с зубов налет.
В связи с подготовкой крупной экспедиции к знаменитым бродячим муравьям распорядок жизни в деревне претерпел некоторые изменения. Приходилось ждать наступления более жаркого времени, чтобы насекомые стали более активными и начали свои массовые походы.
Команда исследователей из НЦНИ в полном составе чистила видеокамеры и фотоаппараты. Одни приехали сюда, чтобы снимать, другие — чтобы фотографировать или собирать материал для диссертаций.
Вечерами все десять членов экспедиции собирались за столом. Мы обсуждали политику, мировой футбол, рассказывали анекдоты о местном правительстве или колдовстве в деревне. Мы пили очищенную озерную воду (приходилось долго ждать, пока она пройдет через фильтр из пористого камня). Каждый день мы глотали хлорохин, чтобы не заболеть малярией.
Профессор Лебрен посоветовал не приближаться к заболоченным берегам озера. Игравших там детей утаскивали крокодилы (рептилиям нравилось мясо с душком, они прятали тела под свисающие в воду ветви растений, и пропавших не могли отыскать), так что не стоило нарываться на неприятности.
Мы ели консервы, которые вполне сносно готовил Нацпраз (его родители увидели в календаре "Нац. праз.", сокращение от "Национальный праздник, 14 июля"[65], и решили, что это такое имя), здоровенный одутловатый детина, с руками толстыми, как ляжки. Он имел обыкновение добавлять стручковый перец во все блюда, с ученым видом объясняя: "Это для дезинфекции. Острое убивает паразитов". У самого Нацпраза на спине был нарост толщиной в палец, но, судя по всему, это его нисколько не смущало.
Мне тогда исполнился двадцать один год, и я с удивлением открывал для себя подробности жизни в африканской деревне, расположенной в джунглях, в полной изоляции от всего мира.
Однажды Куасси-Куасси сказал, что может найти для меня "женщину, которая умеет стучать на машинке", как только я этого захочу. Я ответил, что не нуждаюсь в услугах секретарши. Расхохотавшись, африканец заметил: "Не для того, чтобы работать секретаршей, а чтобы заниматься любовью". И доверительно сообщил мне, что сам перебрал великое множество "женщин для занятий любовью". Его способ завлекать представительниц слабого пола был очень прост. Он приезжал в город, прогуливался там, замечал какую-нибудь приглянувшуюся ему девчонку, переходил через улицу и нарочно толкал ее. После чего извинялся и в виде компенсации приглашал пострадавшую выпить. Познакомившись, они занимались любовью (это называлось "делать зиг-зиг-пан-пан"). Иногда ему удавалось таким образом "снять" за день трех девиц. Я был впечатлен успехами этого Казановы. Во время рассказа он кокетливо подмигивал, использовал множество непристойных жестов и все время улыбался, демонстрируя великолепные, ослепительно белые зубы.
Я спросил, не боится ли он подхватить болезни, передающиеся половым путем. Он ответил, что бояться нечего, так как у него есть специальный амулет-оберег, сделанный колдуном.
Куасси-Куасси показал мне этот талисман: к его лодыжке была привязана кожаным ремешком небольшая трубочка.
— А... Как бы это сказать... Ты никогда не пробовал презервативы?
— Что?
— Ну, презы?..
— А, ты об этом, — ответил он мне. — Это магия белых, и она действует только для белых. А мы — черные и пользуемся магией для черных, на нас она лучше действует. Колдун говорит, что любой желающий может, конечно, попробовать магию белых и сравнить, но каждый раз при этом усмехается. Это — для тех, кто боится и хочет использовать сразу обе магии. Вообще-то, у нас тут есть один през: кто-то из белых оставил. Его используют те, кому приспичит попробовать магию белых.
— Только один? — удивленно спросил я.
— Да, им все и пользуются. Его каждый раз моют и передают "тому, кто верит в сверхъестественное так же, как белые".
— Значит, ты никогда не использовал презерватив?
— Как же, пробовал, но считаю этот способ очень непрактичным. — Он расхохотался. — Кроме того, в нем ничего не чувствуешь. Да и девчонка тоже не захотела. Он заявила, что не станет продолжать, если у меня на члене будет этот резиновый носок!
Теперь он стал смеяться над найденным сравнением.
— А если ты подцепишь какую-нибудь болезнь и твой амулет на лодыжке не поможет?
— Ну тогда пойду к колдуну и скажу ему: не работает! И он специально для меня изменит текст заклинания. Там, внутри, магический текст, написанный от руки и скрученный в крошечную трубочку. Иногда его приходится немного конкретизировать, чтобы он заработал.
Я кивнул, но отверг предложение относительно "девушки, печатающей на пишущей машинке".
На следующий день Куасси-Куасси отлучился, чтобы принять участие в охоте на людей-газелей.
Я спросил, о чем идет речь, и профессор Филипп Лебрен объяснил мне, что племя, в чьей деревне мы находились, называет себя людьми-львами. Они охотятся на людей-газелей и едят их.
— Люди-газели — это члены соседнего племени?
— Совершенно верно. И они считают это обычной, естественной охотой, подобно тому как в природе лев охотится на настоящих газелей.
— А что об этом думают люди-газели? Профессор Лебрен погладил бородку. Издалека доносились птичьи крики.
— Им и в голову не пришло бы просить помощи у Amnesty International[66]. Для них вполне нормально быть объектом охоты. Это древняя традиция. Если они попадаются, то жалеют только о том... что не бежали достаточно быстро.
— Ты шутишь?
— На самом деле люди-львы охотятся только для того, чтобы достать добычу для религиозной церемонии. У них сейчас что-то вроде Пасхи, только вместо агнца они едят... человека-газель.
— Но это же... каннибализм!
— Зачем такие громкие слова? Нужно приспособиться к местным взглядам на мир, а не судить их согласно нашей книжной морали. Сам увидишь — когда только оказываешься здесь, многое смущает, но в конце концов начинаешь видеть разницу. У членов нашего племени — у людей-львов — челюсти более квадратной формы, заостренные клыки, маленькие круглые уши и лукавый взгляд исподтишка, как у кошачьих. А у жителей соседней деревни вытянутое лицо, более продолговатые уши, они выглядят более мирно и постоянно жуют какую-то траву, как жвачные животные.
— Послушай, ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?
Профессор Лебрен посмотрел с нашего деревянного балкона на баобабы. Наполеон, его мангуст, бросился в погоню за маленьким грызуном. Оба животных перешли на стремительный галоп, стуча коготками по сухой земле.
— Знаешь, когда живешь так далеко от цивилизации, нельзя рассуждать, как в Париже. Законы здесь устанавливает колдун, он решает все. Ты уже знаешь, как местные обитатели верят в истории о духах, привидениях и колдовстве. Они все свае свободное время посвящают улаживанию дел в этой сфере.
Сверкнула молния, окрестный лес содрогнулся от грома, хлынул ливень.
— С помощью амулетов?
— Да, и талисманов-оберегов. Здесь все связано с магией. Охота на людей-газелей составляет часть местных религиозных верований. Впрочем... вероятно, они поймают не более одной жертвы.
Я тоже вышел на балкон, чтобы полюбоваться на дождь, который барабанил по широким листьям.
? Они действительно станут есть этого человека-газель?
? Они употребят его в пищу не для того, чтобы насытиться. Люди-львы съедят его согласно своему священному ритуалу. Они начинают облаву с большой сетью и кастрюлями для шума. Поймают того, кто бегает медленнее остальных, приведут к себе и убьют в соответствии с древними обычаями. Это великая церемония. Каждому жителю деревни полагается строго определенный кусок тела жертвы. По словам моего боя, наиболее желанная часть — это печень, затем съедают почки, губы, глаза, уши, язык... Мышцы рук или ног отдают собакам.