Бернард Вербер

Бернард Вербер
Третье человечество

Спасшая его девушка шла впереди. Он ее догнал:

 — Скажите, где вы научились так хорошо говорить по-французски?

 — Странно для «дикой пигмейки из джунглей», правда?

 — Я этого не говорил.

 — Зато подумали.

 — И каков же ответ?

 — Я защитила докторскую степень по ботанике в университете Париж-Юг XI, научный центр Бюр-сюр-Иветт. В своем выпуске была лучшей. Специализировалась на лианах.

При этих словах она срубила огромную лиану, преграждавшую им путь.

Теперь Давид другими глазами взглянул на девушку, босиком шагавшую по опавшим листьям:

 — Докторская степень по ботанике? Специализировались на лианах? Сколько же вам лет?

 — Тридцать один. А вам?

 — Хм-м… Двадцать семь.

 — В таком случае я старше вас, и вы должны проявлять ко мне уважение. Вы расист, би’пеНе Уэллс?

Вновь застигнутый врасплох, молодой человек закашлялся.

 — Нет, конечно же нет, иначе меня бы здесь не было. Более того, я выступаю в защиту вашего дела.

 — С научной точки зрения расизм представляет собой глупость. Тот факт, что человек родился в той или иной семье либо стране, обусловлен исключительно случайностью и не имеет ни малейшего отношения к личным достоинствам и заслугам. Как и красота.

 — Красота?

 — На мой взгляд, это величайшая несправедливость. Люди критикуют богачей, которые спят с красавицами. Но чтобы быть состоятельным, нужно прилагать усилия или, как минимум, грамотно распоряжаться семейным наследием. Но если человек уродлив от рождения, пиши пропало. К нему всегда, во всех без исключения цивилизациях, будут относиться как к парии. — Она перерубила лиану. — Вы верите в равенство между людьми, би’пеНе Уэллс?

 — Разумеется.

 — Вы заблуждаетесь. Мужчины и женщины, к примеру, очень отличаются друг от друга. Женщины воспринимают значительно больше информации, потому что их чувства в десять раз более развиты, чем у мужчин. Вам известно, что оргазм женщины в десять раз острее, чем оргазм мужчины? И рецепторов на коже у них тоже в десять раз больше.

 — Ну…

 — И какую такую биологию вы изучали в своем университете? — с упреком в голосе спросила пигмейка.

 — Ваши слова очень понравились бы одной из моих коллег, она как раз отстаивает гипотезу, в соответствии с которой женщины представляют собой будущее нашего вида.

Чтобы одолеть на редкость упрямую лиану, девушке пришлось рубануть по ней несколько раз.

 — Женщины представляют собой будущее человечества по той простой причине, что гаметы, несущие в себе мужские черты, становятся все более и более хрупкими. Эта тенденция неизбежна: все виды проходят через процесс феминизации, чтобы повысить сопротивляемость и развить способности к адаптации. По логике вещей, люди в процессе эволюции должны прийти к тому же, к чему пришли муравьи, то есть к обществу, на 95 % состоящему из женских и бесполых особей и на 5 % — из субтильных мужских.

 — Теперь вы говорите, как мой дед. Он был большой специалист по муравьям.

 — Это из-за него вы здесь?

 — Частично. Он полагал, что человек будущего должен проявлять тенденцию к сходству с муравьями. Становясь все меньше и общительнее, укрепляя связи с социумом, проходя через процесс феминизации. За 120 миллионов лет они, вероятно, преодолели все кризисы, с которыми нам только-только предстоит столкнуться, и в конце концов сделали правильный выбор, обеспечивший им выживание, в то время как огромное число видов, допустивших в этом выборе ошибку, исчезли без следа…

Мачете девушки прорубало проход в растительности, которая становилась все гуще и гуще.

 — Значит, вы тоже разделяете эту точку зрения, которая представляется… как минимум… эксцентричной?

 — Так оно и есть, это тема моих научных изысканий.

 — Ага, теперь я понимаю, почему муравьи питают к вам такую «любовь», — иронично заметила она. Тыльной стороной ладони девушка раздавила большого паука. — Вам, би’пеНе Уэллс, повезло, что мы встретились. Как вы, вероятно, догадываетесь, мой народ не называет себя «пигмеями». Слово «пигмей» происходит от греческого pigmaios, что означает меру длины, соответствующую локтю. Впоследствии этот термин стал применяться в отношении этнических групп, средний рост которых не превышает полутора метров. Между собой мы именуем друг друга «тва», что означает «люди». Но у нашего племени есть более точное название, «Тва Маку’нда», что переводится как «люди-муравьи». Это имя мы взяли себе потому, что гордо считаем себя самыми низкорослыми пигмеями.

 — Почему вы завели разговор о расизме?

 — Мы являемся единственным народом, в отношении которого статус человеческих существ до конца не «прояснен». Для банту, являющихся в Конго титульным этносом, мы таковыми не являемся. Они признают нас официально лишь под давлением Запада, защищающего нас для очистки собственной совести. К тому же для большинства чернокожих народов Африки мы — «полуобезьяны». Банту нас так и называют. На их предприятиях, где работают пигмеи, до сих пор применяются телесные наказания. На прошлой неделе банту забил пигмея до смерти за то, что тот «нагло» посмотрел ему в глаза. Они называют это «устроить порку». А солдаты национальной армии до сих пор верят, что, предавшись содомии с пигмеем, можно стать неуязвимым для пуль.

 — Вы шутите?

 — Хотелось бы, чтобы это была шутка, но дело получило общественную огласку после показаний солдата 85-й бригады, которые он дал не далее как месяц назад. Как видите, я могу быть точной и конкретной. В более общем смысле все банту полагают, что имеют полное право насиловать пигмейских женщин. Считается даже, что это лечит от приступов… люмбаго.

 — Не знал что в разгар XXI века все еще существует такая дикость.

 — Банту относятся к нам как к некоему «сексуальному скоту», и когда кто-нибудь обращается с жалобой в конголезский комиссариат, ее даже никто не регистрирует. И кому до этого есть дело? Правительство Демократической Республики Конго запрещает организации «Врачи без границ» заниматься нашим лечением. Очень немногие осмеливаются забираться так далеко в джунгли. Даже в ООН с большой неохотой признают, что мы — жертвы расизма. Ведь обвинять африканцев в расизме неполиткорректно!

 — Вы не преувеличиваете?

 — Месяц назад в рамках панафриканского фестиваля состоялся большой концерт, собравший в Браззавиле представителей музыкальных направлений всех культур и общественных формаций. И единственными, кому не заплатили, была группа пигмеев-полифонистов. А в плане размещения организаторы фестиваля не придумали ничего лучше, как поселить их в муниципальном зоопарке, утверждая что «пигмеи чувствуют себя уютнее среди диких животных, чем в гостиничных номерах, где они воруют все, что плохо лежит»…

Давид закусил нижнюю губу.

 — Но и это не самое худшее. Об их пребывании в зоопарке стало известно, и они оказались чем-то вроде аттракциона. Хлынувшие туда туристы бросали музыкантам сквозь решетку арахис. И это было не в 1900 году, а несколько месяцев назад!

 — Я не знал.

Девушка остановилась, сжав в руке мачете, с трудом сдерживая гнев:

 — Кому есть дело до пигмеев? Нам грозит вымирание, как пандам и серебристым нутриям. У нас даже нет паспортов.

Она взмахнула мачете и рубанула им по кусту.

 — Но если вас до такой степени превратили в маргиналов, то как вам удалось получить образование во Франции?

 — В любой системе рано или поздно появляются люди, для которых движущей силой становятся трудности. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я ушла из племени, руководствуясь одним желанием: отправиться во Францию. Я совершила побег и долго шла на запад, в то время как мои соплеменники двигались на восток. Вышла на дорогу, добралась до автозаправочной станции и затаилась там, дожидаясь удобного случая. Наконец увидела машину с би’пеНе, белыми. Это была французская киногруппа, снимавшая документальный фильм о попугаях. Не зная их языка, я предложила им свою помощь. Они согласились. Я стала указывать им лучшие места, где можно найти самых редких птиц, и вскоре стала для них незаменимой. В качестве вознаграждения я попросила их научить меня говорить, читать и писать на их языке. И поскольку у меня был очень мощный стимул, учеба пошла быстро. — Дорога стала лучше, и они пошли быстрее. — Затем я ухитрилась влюбить в себя самого маленького из них. Он убедил своих коллег, и они буквально в лепешку разбились, чтобы я получила документы, и увезли меня в Европу. Благодаря их помощи я получила статус политического беженца.

 — И вышли замуж за своего приятеля?

 — Этот би’пеНе был для меня как первая ступень ракеты — оказавшись на орбите, я его бросила. Дождалась документов, записалась на биологический факультет, получила комнату в общежитии и только тогда сообщила ему, что наши отношения продолжаться не могут. Он впал в депрессию.

 — Вы не очень-то добры.

 — Природу тоже не назовешь доброй. Ее образ действий — это четко определенное сотрудничество, в любовь до гроба верят лишь наивные простаки. Этот человек мне помог, я его любила, но это нас ни к чему не обязывает. Чтобы опустить руки, вам, французам, нужно совсем чуть-чуть. Вы слишком изнежены. Да и потом, вы погрязли в рутине. Вам нужно, чтобы завтра обязательно было похоже на сегодня, иначе вы пропали.

 — Не стоит обобщать. Не будьте тем же расистом, только наоборот.

 — Приступив к учебе, я стала жадно стремиться к знаниям. Для меня каждая лекция была подарком. Когда я узнала, что Земля круглая, это для меня стало откровением, а тот факт, что точки на небе представляют собой другие солнца, привел меня в восторг.

 — Немудрено.

 — Свое время я проводила за чтением, затем стала проводить эксперименты с растениями, то есть заниматься своей специализацией. Преподаватели меня обожали, я была лучшей. Я обладала практическими знаниями о лесе, которые приводили их в восторг. Годы, проведенные в этом парижском университете, были для меня просто восхитительными. У меня было несколько любовников, которые были со мной не из-за внешности, а из-за ума. От них я часто слышала, что с другими женщинами им скучно. — Девушка расхохоталась. — Комфорт и вольготные условия существования отупляют человека. Вы избалованные, пресыщенные дети.

Эти ее откровения Давида впечатлили.

 — Как вас зовут? — спросил он.

 — Ага, наконец-то вы задали мне этот вопрос… Меня зовут Нускс’ия.

 — Значит, фамилий у вас нет? А что же записано в вашем паспорте?

 — Нускс’ия Нускс’ия.

 — А по окончании учебы вы, стало быть, вернулись сюда?

 — Судьба бросила мне вызов: доказать, что добиться успеха вполне возможно, даже у би’пеНе. Но зов леса оказался сильнее. Через некоторое время автомобили, бетон, пластмасса, безвкусная еда, лишенные запахов люди, прохожие, нервничающие из-за малейшего пустяка, — все это стало казаться мне мелким и суетным. У меня возникло желание вновь обрести свой лес, его ароматы, краски, растения и животных. Здесь — живительная сила. От парижской земли не исходит никакой энергии. Шагая по асфальту, ты ничего не чувствуешь. Когда же я хожу босиком здесь, по лесу, мои «батарейки» перезаряжаются.

 — И благодаря этому у вас развился иммунитет от болезней?

 — Даже от психических расстройств. У нас нет ни депрессий, ни анорексии (еда достается слишком трудно, чтобы ею пренебрегать), ни шизофрении, ни паранойи, ни неврозов, ни серийных маньяков-душегубов. Мы по достоинству ценим выпавший на нашу долю шанс жить и пребывать в контакте с биосферой и поэтому убиваем лишь для того, чтобы выжить. — При этих словах она раздавила пяткой змею. — Да и потом, наш мозг работает быстрее. Вы знаете, что у современного человека объем мозга на 10 % меньше чем у пещерного?

 — И как вы это можете объяснить?

 — Вы лишь используете свои машины с кнопками, рукоятками и циферблатами и больше ничего делать не умеете. Вы утратили умение, сноровку, ловкость. Ваши пальцы больше не могут завязывать узлы, глаза — вглядываться в горизонт, уши — распознавать пение птиц. Вы хотя бы раз их слышали? Ваши радиоприемники и телевизоры работают безостановочно, занимая собой все аудиовизуальное пространство. Вы больше не умеете охотиться, ткать, разводить огонь, идти по следу, наблюдать за облаками, чтобы предсказывать погоду. Ни один из вас не в состоянии самостоятельно изготовлять предметы повседневного обихода. Вот потому-то я и вернулась в «свой» лес.

Теперь Нускс’ия предстала перед Давидом в новом свете.

 — Спасибо.

 — За что, би’пеНе Уэллс?

 — Во-первых, за то, что спасли мне жизнь, а во-вторых, что изложили свое видение мира. Я очень рад, что оказался здесь, рядом с вами. Я чувствую себя жадным до знаний студентом вашего лесного университета — точно таким же, каким вы когда-то были в нашем университете Париж-Юг.

 — Главный колдун сказал, что вы здесь не случайно. Он говорит, что вы должны спасти мир. Это важно, поэтому я должна вам помогать. — Молодая женщина удержала его, не давая наступить на большую лепешку навоза: — Осторожно! Лепешка ба’са’ба’банги’йи.

 — Да что же такое эта ваша басабабанг… как там ее?

57

Лошади галопом неслись вперед, на ветру развевались их гривы.

Аврору никогда еще не охватывало такое неистовое ощущение свободы. То немногое, что она узнала от скакавшей впереди рыжеволосой женщины, приводило ее в восторг.

Небо потемнело. Из-за пелены облаков показалась луна. В синеватом сиянии ночного светила окрестный пейзаж изменился. Высокие, тонкие, выкованные ветром столбы из скальной породы, известные как «худу», или «дымоходы ведьм», напоминали собой высеченные из камня, торчавшие из горы тела.

Амазонка погнала коня к покатому холму. Дороги, по которым она вела Аврору, становились все более и более обрывистыми. За очередным поворотом тропы Пентесилея вдруг остановилась, спрыгнула на землю, привязала поводья к кусту и предложила француженке последовать ее примеру.

Стоявшие перед ними стеной густые заросли скрывали собой вход в тоннель. Пентесилея зажгла факел. То же самое сделала и Аврора.

Женщины спустились в лабиринт каменных коридоров с вырубленными кое-где ступеньками. По мере их продвижения вперед все громче и громче звучала какая-то песня.

Кроме того, Аврора услыхала вдали глухое жужжание. Затем в конце тоннеля забрезжил свет.

Они оказались в сводчатой пещере, освещенной сотнями факелов, где одетые в воздушные желтые тоги женщины возносили молитву перед скульптурой, изображавшей пчелу. В четырех углах зала громоздились гнезда этих насекомых. Маленькие создания кружили в воздухе, от движения их крыльев по пещере распространялось жужжание, служившее для молитвы женщин фоном. В центре прямо в скале был выдолблен бассейн с водой.

При появлении двух девушек амазонки петь перестали. Жрица в желтой тоге, на вид самая старшая из всех, вышла вперед и, показав на француженку, о чем-то спросила Пентесилею на своем языке. Тон их разговора стал накаляться, и в голосе Пентесилеи, как и при встрече с хозяйкой кафе, появились угрожающие нотки. Пожилая женщина подошла к Авроре и с ярко выраженным акцентом спросила:

 — Зачем вы сюда явились?

 — Она приехала чтобы попытаться понять, почему мы не умираем от токсичных радиоактивных отходов, — ответила за нее Пентесилея.