Бернард Вербер
Третье человечество
44-я страница |
И я стала еще требовательнее к людям — моим предполагаемым защитникам.
Я преподавала им суровые уроки. Мне хотелось, чтобы они были бдительными и внимательными, заинтересованными в том, чтобы меня защитить. Да что там, я хотела, чтобы мысль об этом преследовала их днем и ночью. За любой, даже малейшей ошибкой следовало строгое наказание. Каждая неудача в космонавтике наказывалась землетрясением, тайфуном, торнадо, извержением вулкана или эпидемией.
Теперь они знали, что потерпеть неудачу означает навлечь на себя мой гнев. И тогда мои маленькие слуги в страхе стали усердно трудиться над созданием качественных ракет и атомных бомб.
Я вновь обрела надежду.
152
Над лесом Фонтенбло вставало солнце. В небе роились тучи мух. Горе одним — счастье другим, и их становилось все больше. На земле процветали крысы. Они надеялись, что конец главенствующего вида приведет к правлению их собственного.
Лейтенант Жанико закончил укреплять въездные ворота научного центра НИСХИ в Фонтенбло. После дюжины нападений других банд, участники которых все больше слабели от болезни и поэтому действовали все бездарнее, команда ученых наконец получила передышку, воспользовавшись ею для того, чтобы вырастить и воспитать первое поколение микролюдей.
В рамках проекта, названного Натальей «Воспитанием личинок», они переоборудовали в миниатюрные ясли большой зал на первом этаже в левом крыле здания.
Следуя инструкциям полковника Овиц, шестеро ученых распределили между собой круг задач.
Аврора учила их говорить и считать, Давид — читать и писать (используя «Энциклопедию относительного и абсолютного знания», позволявшую быстро изучать самые разные темы, превращая занятия в игру), Пентесилея — ходить и заниматься спортом, в первую очередь стрелять из лука и выполнять акробатические упражнения.
Нускс’ия прививала им навыки оптимального питания, дыхания и сна. По ее словам, «дышать, есть и спать всем кажется совершенно очевидным, однако мало кто из нас умеет делать это правильно, и если детей научить, они не забудут этого никогда». Чтобы вдолбить им эти истины в голову, она прибегала к самым разным упражнениям.
Полковник Овиц, учитывая, что в будущем им придется выполнять функции миниатюрных лазутчиков, обучала их тактике проникновения в стан врага и ведения боя. Лейтенант Жанико, со своей стороны, не прикасался к ним вообще, опасаясь причинить боль. Остальные подтрунивали над его неуклюжестью, но сам он был убежден в том, что это не его сфера деятельности и что женщины с детьми всегда управляются лучше мужчин. Поэтому он просто предоставил в их распоряжение свои таланты строителя и ремонтника.
Между тем запас консервов медленно таял, рацион казался неизменным, и члены команды со страхом следили за новостями. Журналисты больше не выходили из своих квартир, общаясь с помощью встроенных камер ноутбуков.
Смертельное наступление вируса стало постепенно сбавлять обороты. Число жертв стабилизировалось, превысив 500 миллионов человек.
Шестеро ученых почувствовали что спаслись, но отношения между ними стали напряженными. Началось все с мелких размолвок, которые Наталья тут же гасила, но пребывание в замкнутом пространстве действовало на нервы, и ссоры становились все крупнее.
Дни проходили согласно установившемуся распорядку. Завтрак в полном молчании, работа в инкубаторах, забота о новорожденных, воспитание малышей, обед, занятия, строительство домиков, соответствующих росту микролюдей, просмотр новостей, открывание банок с консервами и приготовление ужина.
Собираясь за столом, они уже не общались как раньше. Чтобы избежать столкновений, говорить о болезни и смерти было запрещено. А поскольку они придерживались разных мнений о том, как воспитывать микролюдей, то была достигнута договоренность, что в зоне своей ответственности каждый делает что хочет, и критиковать его никому не позволено. Дошло до того, что за ужином они не обменивались и парой фраз.
Как-то вечером Давид, чтобы разрядить атмосферу, обронил:
— Мой прадед как-то загадал мне загадку: как составить квадрат из трех спичек?
Все изумленно повернулись к нему. Предложить разгадать ребус в атмосфере такого напряжения казалось им сущим безумием. Наталья тут же поняла всю выгоду, которую сулил этот отвлекающий маневр.
— И каково же решение?
— Не знаю.
Она взяла три спички, положила их на стол и стала перемещать.
— Не ломая и не составляя из отдельных кусочков?
— Да, не жульничая.
— Это невозможно.
— Раз мой прадед это сделал, значит, способ есть.
Догадавшись, что Давид хочет разрядить обстановку, Аврора тоже взяла спички и стала составлять из них фигуры. Ее примеру последовали и остальные. Это позволило им забыть о голоде.
— Ты уверен, что есть решение без всякого надувательства?
— Более того, я уверен, что мы его найдем. Может, кто-то один, а может, все вместе.
Его слова заставили всех улыбнуться. Наталья понимала, что подчиненные мучились от чувства вины за то, что выжили, в то время как мир снаружи превратился в ад.
Выбившись из сил, спать легли они рано.
Однажды вечером, когда Нускс’ия, сжав кулаки, спала рядом, Давид встал, подошел к окну и задумался. Вдруг его внимание привлекла какая-то тень. Он надел защитный костюм, взял винтовку и направился к могиле матери. Подойдя к ней, он услышал, как позади него что-то хрустнуло, и обернулся.
Включив фонарь, он узнал Аврору, тоже в скафандре, вооруженную винтовкой.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Я не мог уснуть, подошел к окну и увидел рядом с могилой матери какого-то оборванца.
Он осветил могилу и увидел, что произошло.
— Этот бродяга выкопал тело. Вероятно, надеялся найти что-нибудь съедобное. Некоторые настолько страдают от голода, что становятся каннибалами, пожирателями мертвечины!
Давид, как смог, восстановил могилу.
— А что ты здесь делаешь?
— Я увидела тебя.
— И что?
— Я повздорила с Пентесилеей и не могла заснуть, — произнесла Аврора голосом, приглушенным плексигласом скафандра.
— Остальные увидят, что нас нет.
— Риска не избежать. Оказавшись за стенами научного центра, мы уже подвергли себя опасности. Мы так поглощены работой, за нами так пристально наблюдает эта чета, что у нас даже нет возможности поговорить друг с другом. Мне хотелось остаться с тобой наедине.
Аврора сняла шлем.
— Но на тебя могут попасть экскременты какой-нибудь ночной птицы или летучей мыши! — воскликнул Давид.
— Знаю. Но я готова рискнуть, чтобы поговорить с тобой по душам.
— А как же тело моей матери?
— Оно уже перестало быть заразным. Даже вирусы, чтобы выжить, нуждаются в тепле, влаге и жизни.
Давид тоже снял шлем. Они переглянулись, вдохнули ночной воздух и улыбнулись.
— Я все думаю о том, что ты сказал мне во время первой встречи в Сорбонне. Тебе казалось, что когда-то мы уже были одной семьей.
— Я сказал это, чтобы за тобой приударить.
— Не притворяйся большим циником, чем ты есть на самом деле. Я тоже тогда это почувствовала. До такой степени, что… — Она пожала плечами. — Пентесилея ревнует. Ей кажется, что мы с тобой состоим в каком-то тайном заговоре. Хм… вот невезение, мне постоянно попадаются женщины, устраивающие сцены ревности, а я ненавижу людей, предъявляющих на меня какие-то права. Я никому не принадлежу. Никто не может быть чьей-то собственностью. То, что люди занимаются любовью, не наделяет одного человека властью над другим.
— Этот спор идет уже давно, — признал Давид, забрасывая могилу матери землей.
— Я думала, что в однополой любви смогу избежать подобных неприятностей, но мне все время попадаются женщины, еще более ревнивые и властные, чем мужчины. Это какой-то злой рок.
— Пентесилея — настоящая царица амазонок. Я видел, как она натаскивает Эмчей. Это впечатляет, — сказал Давид.
— А что у тебя с Нускс’ией?
Он пожал плечами:
— Она ревнует к тебе, и по той же самой причине. Ей кажется, что между нами существует «кармическая» связь.
Луну закрыли облака, гонимые ветром. Давид вздрогнул.
— Раньше я именно так и думал, — признался он. — Но теперь не знаю. Что это изменит? Я ведь тебе не нравлюсь, правда?
Аврора встряхнула волосами:
— Физически нет. Сожалею, но ты не в моем вкусе.
— Потому что я ниже ростом? Кстати, ты тоже не в моем вкусе…
Закончив утрамбовывать землю, он разровнял поверхность, посадил на место куст и сел на камень.
— Мне кажется…
Аврора вдруг перебила его, прильнув к его губам. Он удивленно посмотрел на нее.
— Прости, — сказала она.
— Да нет, все в порядке…
— Не знаю, что на меня нашло. Хотя нет. Я хотела узнать…
— Что? Понравится ли тебе со мной целоваться?
— Да.
— Если хочешь, можем продолжить, — предложил он.
— Если Пентесилея узнает, она меня убьет.
Давид хотел надеть шлем, но Аврора удержала его и снова поцеловала. На этот раз поцелуй длился дольше. Он не сопротивлялся.
Вдруг молодые люди услышали рычание — и поняли, что окружены бродячими псами. Разношерстной стаей собак самых разных размеров и мастей. Глаза их горели. В свете луны, вынырнувшей из-за туч, у большинства на боках обнаружились раны и рубцы — признак того, что они одичали.
Одноглазый йоркширский терьер, по-видимому вожак стаи, подошел ближе и обнюхал их. Люди, похоже, не произвели на него никакого впечатления.
— Если они порвут защитные костюмы — нам конец.
Движения Авроры и Давида замедлились. Пес, не мигая, смотрел на них единственным глазом.
Исследователи очень медленно подняли ружья, понимая, что, если начнут стрелять, коллеги из центра поймут, что они покинули периметр. Затем пристегнули прозрачные шлемы и стали отступать к дому. Йоркшир вдруг пронзительно залаял. Два добермана тут же отрезали им путь к отступлению.
— Хороший, хороший песик, ты же не тронешь мамочку, — дрожащим голосом произнесла Аврора.
Давид в панике закрыл глаза. И вдруг ему вспомнилось древнее, запечатленное в генах решение — волна сострадания к собакам, которых он теперь считал не грозными, враждебно настроенными чужаками, а растерянными дальними родственниками, жертвами ситуации, вина за которую лежала отнюдь не на них.
Он примирительно поднял руку и протянул ее к животному. Йоркшир глухо зарычал, но уже тише. Давид ощутил его тоску и решимость.
Не опуская руки, он закрыл глаза. Пес умолк. Доберманы замерли. Закинув винтовки за спины, молодые люди отступили к ограде и по веревке перелезли через стену. Оказавшись внутри, они обнаружили, что внутренние поверхности шлемов запотели. Они сняли их и вдохнули полной грудью.
— Не знаю, как тебе это удалось, — прошептала Аврора, — но выглядело эффектно.
— Трюк из моих прошлых жизней, — полушутя ответил он.
Перед тем как переступить порог научного центра, Аврора взяла Давида под руку.
— Прости меня, — сказала она.
— За что?
— Не знаю, что на меня нашло. Думаю, что я… Ну, я пошла к тебе… чтобы узнать, смогу ли я поцеловать кого-то, кроме Пентесилеи.
— Не нужно оправданий — они оскорбительны. Но если ты хочешь мне сказать, что это ничего не значит, не трудись. Я уже все понял.
Аврора опустила глаза.
Собаки залаяли, словно сожалея о том, что не набросились на людей, и призывая их вернуться, чтобы все переиграть.
— Да и потом… ох, Давид, не знаю, все происходящее — грипп, банды мародеров, Эмчи, амазонки, пигмеи, карлики — раньше меня интересовало и волновало, но теперь я боюсь.
— Меня тоже преследует ощущение какого-то кошмара. Именно поэтому твой поцелуй показался мне маленькой очаровательной скобкой.
— «Очаровательной скобкой»? Как хорошо ты сказал. Скобка закроется, и мы обо всем забудем, да? — прошептала девушка.
— Этим вечером не произошло ровным счетом ничего. Все, что заключается в скобки, историей не становится.
Аврора уже собралась было уходить, но вновь повернулась к нему:
— Я хочу приготовить рагу на смену надоевшим консервам. Что ты на это скажешь?
— А где ты возьмешь необходимые компоненты?
— Из одной банки можно взять сосиски, из другой фасоль, из третьей кусочек утки. А потом заняться импровизацией.
— Думаю, всем будет приятно полакомиться «маленьким шедевром кулинарного искусства», — солгал он.
— Мне нравится кормить других, — призналась девушка, — если я бы не добилась успеха в науке или танцах, то, наверное, открыла бы ресторан.
Давид на прощание по-дружески махнул ей рукой и со странным чувством — радостным и неприятным одновременно — поднялся к себе.
Зная, что заснуть уже не удастся, молодой человек направился в ясли. Там, в тиши, нарушаемой лишь едва слышным посапыванием, он залюбовался новым микрочеловечеством, спавшим безмятежным сном. Затем на цыпочках удалился, взял смартфон и заперся в туалетной комнате, чтобы посмотреть последние известия.
Вместо новостей на экране постоянно светилась красная надпись на черном фоне. Звучал «Реквием» Моцарта.
153
«Соблюдайте меры предосторожности. Оставайтесь дома. Не выходите на улицу. Не подпускайте к себе незнакомцев. Введено военное положение, и вы можете убить любого подозрительного человека любыми доступными средствами.
Поиски сыворотки против египетского гриппа продвигаются очень быстро. По некоторым сведениям, ученым удалось совершить подвиг, и вакцина вот-вот будет найдена. Как только эта информация получит подтверждение, мы поставим вас в известность».
154
Прошли дни, недели, месяцы.
Полковник Овиц начала урезать рацион. К счастью, неподалеку находился родник, поэтому недостатка в питьевой воде у команды исследователей не было.
Давид Уэллс отрастил густую бороду. На его изможденном лице выступили скулы, глаза потемнели, вокруг них появились синяки.
Бороду отпустил и лейтенант Жанико. Лицо его, ставшее еще более угловатым, побледнело и теперь резко контрастировало с обильной щетиной.
Женщины тоже очень исхудали.
Давид помнил их последний «нормальный обед» — банку сардин в масле, в которой плавали шесть рыбок. По одной на каждого. Если раньше он этот продукт просто ненавидел, то теперь с наслаждением похрустывал каждым позвонком, съел кожу и хвост, долго, как и все остальные, вылизывал с тарелки каждую каплю масла, после чего галантно предложил Нускс’ии проделать то же самое с дном и крышкой самой банки.
Затем наступил деликатный момент, когда ученые съели плававшего в пруду утконоса. Сняв с него шкуру, они его поджарили, предварительно удалив ядовитые наросты и связанную с ними железу.