Бернард Вербер
Танатонавты
19-я страница |
«Французы вбили себе в голову идею завоевать континент мертвых. Папа объявил, что на этот раз наука перешла уже всякие границы. „Смерть принадлежит только Богу, а Бог выражает себя через голос Ватикана“, - напомнил Святой отец и добавил, что: „Мы не собираемся поощрять самодеятельные командировки на тот свет. Мы убедительно призываем французские власти связаться с архиепископом Парижским, прежде чем предпринимать какую-либо новую экспедицию подобного рода“. Папская булла ожидается с минуты на минуту».
Мадридская газета: " ДЕЛО ЛЮСИНДЕРА "
«Президент Французской Республики, синьор Жан Люсиндер, в течение многих недель был для свой страны полным психопатом. Теперь же, когда французы признали, что он находится в совершенно здравом рассудке, нам следует, пожалуй, последовать их примеру. Да, Люсиндеру зачастую недостает чувства юмора и он никогда не проявлял большого сочувствия к странам, находящимся в затруднительном положении. Кстати, мы уже критиковали французского президента в наших передовицах за его протекционистскую и близорукую политику. Что ж, остается только восхищаться амбициозной целью, которую он держал в полном секрете: завоевание континента мертвых! Против всех ожиданий, французский „подопытный кролик“ Феликс Кербоз смог достичь Запредельного Континента и вернуться оттуда. Наше правительство рассматривает вопрос о начале научной программы в целях более полного изучения этого феномена».
Берлинская газета: " ОТВЛЕКАЮЩИЙ МАНЕВР "
«Определенно, у французов ресурсов хоть отбавляй. В то время как их экономика тщетно хлопает крыльями, мечась между забастовками и гневными демонстрациями, втуне пытается сдержать натиск наркомании и захлестывающие страну волны нелегальной иммиграции, их президент, герр Жан Люсиндер, пробует отвлечь внимание от кризиса, отдавшись опытам над смертью. Он утверждает, что сумел заслать человека на тот свет. Группа немецких экспертов в ближайшем времени проверит этот сомнительный эксперимент».
Пекинская газета:" СМЕРТЬ — ПОСЛЕДНЯЯ КОЛОНИЯ"
"Зеленый свет завоеванию континента мертвых. Как и во времена политики канонерок, великие державы не утаивают своих колониальных аппетитов. Несмотря на наглые опровержения и завесу секретности, которой они пытаются прикрыть свои махинации, стало известно, что несколько дней назад американские, английские, немецкие, итальянские и японские эксперты приступили к строительству танатодромов. Из надежного источника мы выяснили, что француз Феликс Кербоз уже достиг своего рода «критической точки», невидимой и непреодолимой. Эта граница находится на расстоянии «кома плюс двадцать минут».
86 — ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
Сомнений больше быть не может. Научные круги, общественное мнение и пресса салютовали успеху «Проекта Парадиз». Комиссия экспертов, прибывшая во Дворец Конгресса, чтобы нас утопить, представила в парламент отчет, где, напротив, признавались наши достоинства и наша серьезность.
Никто уже не осмеливался говорить о «лаборатории запрограммированной смерти» или «президентском склепе».
«Что такое смерть? Что такое смерть? Что такое смерть? Что такое смерть? Что такое смерть? Что такое смерть?…»
Я мог бы этой фразой заполнить подряд страниц двадцать. По крайней мере, чтобы вернуть желание понять, чем же я живу.
Когда не знаешь, много вопросов не задашь, но стоит только начать копаться, как тут же возникает потребность узнать все, понять все.
Смерть стала тайной, захватившей все мои нейроны, и мой мозг требовал больше информации.
Тот факт, что к ней можно приблизиться практически управляемым образом, должен меня обнадежить. «Смерть — это вот что: страна, в которую можно попасть и оттуда вернуться!» Геркулес, наш предшественник, уже побывал в аду, чтобы сразиться с Цербером. Почему бы и нам этого не сделать?
Рауль успешно нанес свой первый удар. С этого момента меня терзало желание узнать, что происходит с людьми после их ухода. Где окажусь я сам, когда все кончится? В конце концов, если жизнь, как говорится — это комикс, можно бы и узнать, что происходит в последнем эпизоде.
Я все еще находился в шоковом состоянии. В голове множились вопросы. Может ли человек силой воображения и убежденности завоевать все измерения? Где находится его предел? И в особенности, что же такое смерть?… смерть… смерть…
Президент Люсиндер собрал нашу группу на совещание в Елисейском дворце. Он приветствовал нас в своем рабочем зале, забитом компьютерной техникой и дисплеями, аскетично строгом и крайне далеком от того роскошного образа, который производил его кабинет в стиле Людовика XV, где он обычно принимал официальных гостей.
Глава государства объяснил, что сейчас мы наконец-то вырвались на оперативный простор. Мы разделались со скептиками. Теперь нам предстоит принять бой с новым противником: подражателями. Действительно, ценой нашей славы почти весь мир возводил танатодромы.
— Вопроса быть не может, чтобы дать нас обойти американцам или японцам. Это мы уже видели в авиации, - ругался он. - Братья Райт утверждали, что построили самый первый самолет, хотя всякий знает, что на самом деле это сделал Клемент Адер! [6] Вы добились успеха в запуске, но — держитесь крепче! - определенно найдутся те, кто станет заявлять, что опередили вас в походе на тот свет.
После нашего триумфа во Дворце Конгресса, засвидетельствованном широкой общественностью, я и помыслить не мог, что какая-то темная иностранная артель осмелится оспаривать наше первенство в исследованиях.
Я запротестовал.
— Мы владеем точной химической формулой «ракетоносителя». Эта формула — тот самый «чемпион», которого увидел весь свет. Мы даже изобрели новую терминологию путешествий между обоими мирами. Наш исторический прецедент неоспорим и мы продвигаемся вперед семимильными шагами, так что остальным потребуется еще время нас нагнать.
Люсиндер воздел руки к небу.
— Да подумайте же сами! Пока наши депутаты еще торгуются, предоставлять нам фонды или нет, американские университеты уже выделили значительные суммы в распоряжение своих исследователей. И смею вас заверить, они не работают в тюремных подвалах! Не садятся в стоматологическое кресло, которому место скорее в музее, чем в экспериментальной лаборатории! Нет, они купаются в роскоши, обставленные самой современной аппаратурой в мире! В любом случае, мы должны двигаться вперед с более высокой скоростью. Я не вижу никаких других средств обеспечить ваши потребности, кроме как… Профессор Разорбак, доктор Пинсон, мадемуазель Баллю и мсье Кербоз, отныне вы поступаете в прямое распоряжение президента. Я объявляю вас высокопоставленными государственными служащими.
Конрад пятый угол будет искать, когда я ему про это расскажу!
— Отлично. Сможем обновить нашу лабораторию, - обрадовался Рауль.
Люсиндер его прервал:
— О нет, Разорбак, никакой больше любительщины! Речь идет о международной конкуренции. Наша страна должна держать марку. К тому же, у нас больше нет никаких причин прятаться. Наоборот, надо работать у всех на виду. Словом, мы построим себе новый танатодром, более современный и более просторный. Он должен стать «историческим» местом. Новой триумфальной аркой. Аркой триумфа завоевателей смерти.
Как и многие другие политики, Люсиндер пьянел от собственных слов. В то же время ему нравилось побуждать к действию войска, которые он считал своими. Мы были его элитным подразделением, его личными разведчиками, коммандос, готовыми всеми силами помочь ему войти в Историю.
Мы, однако, не разделяли этих амбиций. Если он жаждет себе бессмертия, то мы ищем приключения и хотим проникнуть в тайну, столь же древнюю, как и само человечество.
Швейцар с раззолоченным воротником шумно распахнул дверь. Аудиенция окончена. Президента ждут другие дела. Нам пора убираться.
— Спецслужбы Республики держат меня в курсе дел наших противников, - сказал он. (И вместо прощания добавил) — А сейчас, мадемуазель, господа: побольше уверенности и за работу!
87 — ИУДЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
"Сном жизнь приучает нас к смерти.
Жизнь говорит нам, что в сновидениях есть еще одна жизнь".
Элифас Леви (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»)
88 — ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
После суматохи во Дворце Конгресса я неделю просидел дома совершенно один. Я убедился, что одиночество легче переносить в состоянии эйфории, чем в расстройстве, но страдал я от этого ничуть не меньше. С другой стороны, чего же я жду? Толпы почитателей, осаждающих наш дом по всему периметру? Есть ли мои фото в газетах, нет ли, - каким я был Мишелем Пинсоном, человеком одиноким, таким я и останусь.
Я очень хорошо представлял, какова будет эпитафия на моем могильном камне: «Здесь лежит Мишель Пинсон, простой и одинокий, как и все люди».
Я утешался белым портвейном и десятки часов посвящал перечитыванию старых книг по мифологии.
Устав от этих текстов, зачастую слишком академических и непробиваемых, я листал первые попавшие под руку журналы. Все они были напичканы статьями про везенье киноактеров, таких красивых и улыбчатых, что им жениться-развестись — как мне… Ну, вы поняли. На каждой странице красовалось по картинке, где белозубо сияли непристойно счастливые молодожены или свежеиспеченные родители. По словам бумагомарателей, все эти герои были гениальны, уникальны, призеры-лауреаты, при всем при этом скромны, расслабленны и перманентно добродетельны. Они болели за борьбу против полиомиелита, они усыновляли детей из стран третьего мира, они вещали о любви как о единственной и незаменимой ценности, они представляли своих новых друзей, таких же гениальных и улыбчатых, как и они сами.
Сейчас танатонавты тоже были счастливы. Феликс купался в свете рампы. Рауль отыскал путь, которым прошел его отец, президент Люсиндер стал знаменит, Амандина думала, что теперь в силах спасать людей. А я?
Мне нечем было заняться. Никого, с кем можно поговорить, кому можно поведать о своей боли вперемешку с приступами радости.
Вновь захотелось завыть, как волк на луну. Ауууууу ! Пришлось остановиться, когда дали о себе знать соседи. Я заставил себя сесть за журнальные статьи и бесился, читая про везенье актеров, художников и политиков.
Надо взять себя в руки. Я слишком нетерпелив.
Было уже пол-одиннадцатого вечера, но и в этот час я никак не мог подавить в себе желания. Желания быть с людьми, поговорить с ними, поспорить о том, о сем.
— Приветик!
Не повезло. Мать с братом. С ходу они на меня набросились.
— Мой мальчик, сынок, как я тобой горжусь! Я всегда знала, что все получится! Мама всегда это чувствует…
— Браво, брательник, одним махом всех побивахом!
Словно у себя дома, они завладели моей кушеткой, а брат тут же сунул под нее руку, уверенный, что именно там я прячу свой портвейн.
Потом Конрад принялся мне толковать про мои же финансовые интересы и что мне надо с этого момента ими заниматься с помощью мудрого и расчетливого советника. Мать подчеркнула, что с моей теперешней репутацией я, без сомнения, могу жениться на красивой актрисе или какой-нибудь наследнице из высшей аристократии. Она уже набрала вырезок из журналов с множеством очаровательных юниц, могущих мне подойти.
— Все женщины будут у тебя в ногах валяться, - поведала она тоном гурмана.
— Но… но у меня уже есть подружка, - ляпнул я не подумав, просто чтобы оградить себя от ее непрошеного сводничества.
Мать тут же приняла негодующий вид:
— Что! Как! - вскинулась она. - У тебя есть подружка и ты ее прячешь от своей матери?!
— Да я…
— Ага! А я догадываюсь, кто она такая! - возликовал Конрад. - Подружка Мишеля — санитарка! Та самая цыпочка-блондиночка, с голубыми глазками, что с тобой рядом стояла во Дворце Конгресса! Слышь, брательник, ты заметил, она похожа на Грейс Келли? Только получше. Постой-ка… Странно, тем макаром, что она цеплялась за твоего «кролика», я уж подумал, что он ее оприходовал!
Как и всегда, мой братец-кретин попал в самое больное место и наслаждался, проворачивая нож в кровоточащей ране. Мать сказала ему помолчать.
— Санитарка? Отчего бы и нет? Все работы хороши… И когда ты на ней женишься? Я бы очень хотела видеть себя женатым. Тебе нужна жена, чтобы навести порядок в твоей жизни. Ты посмотри, в чем ты ходишь! Ты простудишься, если не будешь тепло одеваться. И конечно же, ты все время обедаешь в ресторанах. Эти рестораны экономят как только могут на своих клиентах, подают одни объедки и продукты самого низкого сорта. Я надеюсь, ты не ешь фарш?
— Да знаю я, маман, знаю, - согласился я, пытаясь предотвратить сход лавины.
— Что ж, тем лучше. Твоя санитарка тебя научит правильно кушать и тепло одеваться. В крайнем случае будешь слушаться меня. И не вздумай задирать нос, что тебя по телевизору показывали!
— Не буду.
— Чего не будешь?
— Нос задирать не буду.
— Я тебя предупреждаю, даже и не смей разыгрывать перед нами сноба, мол, «я международная звезда»! Между нами чтоб такого не было, договорились?
Нет, лучше капитулировать, чем ввязываться в бесполезную перепалку! Конрад глумливо ухмылялся при виде моей, как ему казалось, бесхребетной покорности.
Порывшись в книгах, лежавших у меня на столике, он воскликнул:
— Во! А сейчас ты увлекся мистикой?
— Я читаю, что хочу и не собираюсь ни перед кем отчитываться, - раздраженно ответил я.
Я готов был уступать матери, но склоняться перед Конрадом — это уже слишком.
Он объявил:
— «Пополь Вух» , или «Книга преданий» … Это что, про колдунов?
Я выхватил драгоценную книгу из его рук.
— Это библия индейцев киче в Мексике, - я чуть не плюнул ему в лицо.
— А, ну да! А вот еще: И-Цзин , "Книга превращений". А здесь "Бардо Тодоль ", "Книга мертвых ". И «Рамаяна» . Вот это да! Слушай, у тебя здесь все есть. Одной только «Камасутры» не хватает!