Бернард Вербер

 



Бернард Вербер
Муравьи

(en: "Empire of the Ants", fr: "Les Fourmis"), 1991

 

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 |

 


24-я страница> поставить закладку

 

Спустя два часа – новый вызов.

– Как дела, Билшейм?

– Мы стоим перед дверью. Обычная дверь. На ней длинная надпись. Старинными буквами.

– Что за надпись?

– Прочитать? – Да.

Билшейм приблизил к буквам свой факел и начал читать, медленно и торжественно, постепенно разбирая старинную вязь:

«– Душа в смертный час испытывает то же чувство, которое испытывают приобщенные к великим Тайнам.

Сначала это беспорядочный бег с неожиданными поворотами, тревожное и бесконечное путешествие сквозь тьму.

Наконец, страх достигает своего апогея. Душа объята дрожью, судорогами, холодным потом, ужасом.

Но тут кошмар сменяется взлетом к свету, к неожиданному озарению.

Перед глазами предстает чудесное сияние, душа несется над прекрасными лугами и долинами, где все поют и танцуют.

Священные слова внушают божественный трепет.

Совершенный и посвященный человек обретает свободу, он прославляет Тайны».

Жандарм вздрогнул.

– А что за дверью? – раздалось из рации.

– Все нормально, я ее открываю… За мной, ребята.

Долгая тишина.

– Алло, Билшейм! Алло, Билшейм! Отвечайте же, черт подери, что вы видите?

Послышался выстрел. Потом новая пауза.

– Алло, Билшейм, отвечайте, старина!

– Билшейм слушает.

– Ну, говорите, что происходит?

– Крысы. Тысячи крыс. Они на нас набросились, но мы сумели обратить их в бегство.

– Так это вы в них стреляли?

– Да. Теперь они попрятались.

– Опишите, что вы видите!

– Здесь все красное. На стенах прожилки ржавого железа… на полу – кровь! Продолжаем…

– Оставайтесь на связи! Почему вы отключаетесь?

– Мне тут лучше видеть, чем вам, мадам, так что я буду действовать сам, если вы позволите, конечно.

– Но, Билшейм…

Раздался щелчок. Билшейм отключил связь.

Сатэй – это, собственно, не порт, это тоже всего лишь отдаленный аванпост. Но здесь, несомненно, белоканским экспедициям лучше всего переправляться через реку.

Давным-давно, когда первые муравьи династии Ни оказались у этого рукава реки, они поняли, что переплыть его будет нелегко. Только вот муравей никогда не отступает. Он будет, если надо, пятнадцать тысяч раз и пятнадцатью тысячами разных способов биться головой о препятствие. Он либо умрет, либо одолеет его.

Такой образ действий может показаться нелогичным. Он, конечно, стоил мирмесеянской цивилизации многих жизней и уймы времени, но, в конце концов, он оправдал себя. Ценой невероятных усилий муравьи всегда в конечном итоге преодолевали трудности.

В Сатэе разведчики сначала пытались переправляться пешим порядком. Плотность воды достаточно велика, чтобы выдержать их вес, но за поверхность нельзя уцепиться когтями. Муравьи передвигались, словно на катке. Два шага вперед, три шага в сторону и… плюх! Их глотали лягушки.

После сотен безрезультатных попыток и нескольких тысяч погибших разведчиков, муравьи стали искать другой способ. Рабочие встали цепью, держась за лапки и усики, и достигли другого берега. Этот опыт удался бы, если бы река не была такой широкой и бурной. Двести сорок тысяч погибших. Но муравьи не отступали. По приказу тогдашней королевы, Биу-па-ни, они попытались построить мост из листьев, затем мост из соломинок, затем мост из трупов майских жуков, затем мост из камешков… Эти четыре опыта стоили жизни примерно шестистам семидесяти тысячам рабочих. Ради этого злосчастного моста Биу-па-ни уже послала на смерть больше своих подданных, чем их погибло во всех территориальных войнах ее царствования!

Но и это не заставило ее отступиться. Надо было выходить к восточным территориям. После неудачи с мостами она решила обойти реку, поднявшись на север, к ее истокам. Ни одна из экспедиций не вернулась. Восемь тысяч погибших. Тогда королева решила, что муравьи должны научиться плавать. Итог – пятнадцать тысяч погибших. Потом она сказала, что муравьи должны попытаться приручить лягушек. Шестьдесят восемь тысяч погибших. Планировать с высоких деревьев на листьях? Пятьдесят два погибших. Идти под водой, прикрепив к лапкам груз в виде кусочков засохшего меда? Двадцать семь погибших. Легенда гласит: когда королеве сообщили о том, что в Городе осталось не более десятка невредимых рабочих, а потому все эти опыты надо на время прекратить, она выделила фразу:

Жаль, у меня еще полно идей…

Но в конце концов муравьи Федерации нашли выход. Триста тысяч лет спустя королева Лифуг-риюни предложила своим детям прорыть под рекой туннель. Странно, что никто не додумался до такого простого решения! Вот так появилась возможность совершенно беспрепятственно переправляться через реку в районе Сатэя.

№ 103683 и № 4000 уже долгие градусы идут по этому знаменитому тоннелю. Место влажное, хотя самой воды и нет. Город термитов стоит на другом берегу. Термиты, кстати, тоже пользуются этим туннелем для нашествий на Федеральную территорию. До сих пор действовало молчаливое согласие. В туннеле не сражаются, все свободно проходят, и термиты, и муравьи. Но совершенно ясно, что как только одна из сторон сочтет себя более сильной, другая попытается завалить или затопить проход.

Друзья идут и идут без конца по длинной галерее. Здесь есть одно серьезное неудобство: водная масса над ними ледяная, а в подземелье температура воздуха еще ниже. Холод постепенно сковывает их. Каждый шаг дается с трудом. Если они тут заснут, то навечно. Они это знают и ползут к выходу. Подкрепляются последними запасами белка и сахара, оставшимися в социальном зобу. Их мускулы одеревенели. Вот наконец и выход… № 103683 и № 4000 вырвались на свежий воздух. Они так замерзли, что опускаются на землю прямо посреди дороги…

Когда идешь вперед, цепочкой, в темной кишке, голову начинают переполнять мысли. Но думать здесь было не о чем, надо было просто идти до конца. Будем надеяться, что он существует, этот конец…

Сзади больше не разговаривали. Билшейм слушал хриплое дыхание шести жандармов и думал о том, как несправедливо с ним всегда поступали.

Он давно должен быть старшим инспектором и получать соответственно. Билшейм трудился добросовестно, засиживался на работе допоздна, раскрыл добрый десяток дел. Только вот эта стерва не давала ему ходу.

Его положение вдруг показалось ему невыносимым.

– Пропади оно все пропадом! Все остановились.

– Что случилось, командир?

– Ничего, это я так, идем дальше.

Приплыли: сам с собой начал разговаривать! Билшейм закусил губу. «Надо держать себя в руках», – сказал он себе, но через пять минут снова погрузился в свои заботы.

Он ничего не имел против женщин, но он был против некомпетентности. «Старая мымра не смыслит в нашем деле ни уха, ни рыла, она не провела ни одного расследования, и при этом командует целым отделением из восьмидесяти полицейских! И получает в четыре раза больше, чем я! И кто ее только назначил на такую должность!

Видать, переспала с кем надо, это уж как водится. И еще в покое никого не оставляет, суетливая курица. Настраивает людей друг против друга, сама не работает и другим не дает, везде у нее любимчики…»

Задумавшись, Билшейм вспомнил документальный фильм про жаб. Во время брачного периода жабы так возбуждаются, что накидываются на все, что шевелится: на самок, на самцов и даже на камни. Они нажимают на животы своих соседей, чтобы выдавить икру, которую оплодотворяют. Тот, кто имеет дело с самкой, вознаграждается за свои усилия. Тот, кто жмет на живот самца, не добивается ничего и меняет партнера. Тот, кто давит на камень, повреждает лапы и останавливается.

Но бывает, что жабе попадается ком земли. Ком земли такой же мягкий, как живот самки. И жаба-самец не прекращает его сжимать. Он может день за днем вот так носить воду решетом и думать, что прекрасно делает то, что должен делать…

Билшейм улыбнулся. Может, стоит поговорить с этой бабой по-хорошему, сказал он себе, объяснить, что так каши не сваришь? Но тут в удачу он не верил. И подумал о том, что скорее всего в итоге он сам занимал не свое место на этой чертовой службе.

Полицейские позади него тоже были погружены в мрачные мысли. Этот безмолвный спуск всем действовал на нервы. Уже пять часов они шли без единой остановки. Большинство из них думало о том, что когда все закончится, надо будет потребовать надбавки за вредность, остальные – о жене, детях, машине или о ящике пива…

Ничто. Что может быть отраднее, чем прекратить думать? Остановить, наконец, этот полноводный поток мыслей, более или менее нужных, более или менее важных.

Прекратить думать! Как будто умереть, сохраняя возможность ожить. Стать ничем. Вернуться к высшим истокам. Не быть даже тем, кто ни о чем не думает. Быть ничем. Вот это благородная задача.

Эдмон Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания»

Проведшие всю ночь в неподвижности на илистом берегу, оба солдата оживлены первыми лучами солнца.

Одна за другой грани глаз № 103683 активируются, освещая мозгу новый пейзаж, который целиком состоит из огромного неподвижного и внимательного глаза, расположенного прямо над муравьем. № 103683 испускает феромон ужаса, обжигающий ему усики. Глаз тоже пугается, быстро отодвигается, с ним отодвигается и длинный хоботок, на котором он расположен. Оба прячутся во что-то, напоминающее круглый камень. Улитка!

Да их несколько! Всего пять, спрятавшихся в свои ракушки. Два муравья приближаются и обходят одну из них. Они пытаются ее укусить, но это бессмысленно. Это движущееся гнездо – неприступная крепость.

Недаром говорила Мать: «Безопасность – мой злейший враг, она усыпляет мои рефлексы и мою инициативу».

№ 103683 говорит себе, что эти твари, спрятавшиеся в своих ракушках, всегда жили припеваючи, пощипывали себе травку. Им не надо было драться, хитрить, охотиться, убегать. Им не нужно было выдерживать натиск жизни. И они ничему не научились. Из чистого каприза ему захотелось заставить их выйти из ракушки, доказать им, что они уязвимы. Вот как раз две улитки посчитали, что опасность миновала. Они выпускают свои тела из убежищ, чтобы излить нервное возбуждение. Встретившись, они склеиваются животами. Слюна смешивается, они слились в липком поцелуе, соединяющем оба их тела. Их половые органы соприкасаются.

Между ними что-то происходит.

Очень медленно.

Улитка справа погрузила свой пенис в виде известкового острия в полное икры влагалище улитки слева. Прежде чем вконец изнемочь, улитка слева обнажает, в свою очередь, свой напряженный пенис и вводит его во влагалище партнера.

Обе улитки испытывают наслаждение пронзать и быть пронзенным одновременно. Имея пенис и влагалище под ним, они могут параллельно испытать ощущения обоих полов.

Улитка справа первая достигает мужского оргазма. Она выкручивается и вытягивается, по ее телу прошел электрический разряд. Четыре окулярных рожка гермафродитов переплетаются. Слюна превращается в пену, потом – в пузыри. Партнеры тесно прижались друг к другу, обнявшись в танце, медлительность которого усиливает его эротичность.

Улитка справа поднимает рожки. Она тоже чувствует мужской оргазм. Как только она закончила семяизвержение, ее тело охватывает вторая волна сладострастия, на этот раз вагинального. Улитка справа, в свою очередь, познает женское наслаждение.

Затем рожки опускаются, любовные кинжалы втягиваются, влагалища закрываются… После этого полного акта любовники превращаются в магниты одной полярности. Возникает отторжение. Феномен, старый как мир. Две машины для дачи и получения наслаждения, полные оплодотворенной сперматозоидами партнера икры, медленно отдаляются друг от друга.

Пока №103683 не двигается, потрясенный красотой спектакля, № 4000 бросается в атаку на одну из улиток. Он хочет воспользоваться утомлением после страсти, чтобы распотрошить самую толстую из двух особей. Но уже слишком поздно, они опять замуровались в свои ракушки.

Старый разведчик не отступает, он знает, что, в конце концов, они снова появятся. Он долго сторожит. Наконец из домика выглядывает робкий глаз, а потом и весь рожок. Брюхоногое хочет посмотреть, как идут дела в большом мире, что вокруг его мира, маленького. Когда появляется второй рожок, № 4000 бросается и вцепляется в глаз изо всей силы своих мандибул. Он хочет его откусить. Но моллюск сворачивается, утащив одновременно и разведчика в кольца своей раковины.

Хлоп!

Как его спасти?

№ 103683 размышляет, три его мозга напрягаются, и в одном уже родилась идея.

№ 103683 хватает мандибулой камешек и изо всех сил стучит в стенку раковины. Он, конечно, изобрел молоток, но ракушка улитки не бамбуковая. Стук звучит прямо как музыка. Надо придумать что-нибудь другое.

День оказывается плодотворным, так как муравей теперь изобрел рычаг. Он хватает прочную соломинку, камень служит ему осью, он наваливается всем своим телом, чтобы перевернуть тяжелую тварь. Он делает множество попыток. Наконец ракушка начинает двигаться взад-вперед, потом опрокидывается. Отверстие входа обращено вверх. Получилось!

M 103683 взбирается по завиткам, наклоняется над колодцем, который теперь представляет собой ракушка, и падает навстречу моллюску. После долгого скольжения его падение смягчается коричневой жижей. С отвращением барахтаясь в тошнотворном желе, № 103683 начинает въедаться в мягкую плоть. Он не может применить кислоту, так как рискует раствориться в ней сам.

Вскоре к жиже примешивается новая жидкость – прозрачная кровь улитки. Обезумевшая улитка вытягивается в судороге и тем самым выбрасывает обоих муравьев из раковины. Невредимые, они долго гладят друг другу усики.

Агонизирующая улитка хочет убежать, но по дороге начинает терять внутренности.

Муравьи догоняют ее и легко приканчивают. Четверо других брюхоногих, высунувших рожки-глаза, чтобы поглазеть на это зрелище, в ужасе забиваются на дно ракушек и не двигаются весь остаток дня.

В это утро № 103683 и № 4000 объедаются улиткой. Они режут ее на кусочки и поедают в виде теплой отбивной в собственном соку. Они находят даже вагинальный мешок, полный икры. Улиточная икра! Одно из любимых блюд рыжих муравьев, бесценный источник витаминов, жиров, сахара и белка…

 

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 |
Купить в интернет-магазинах книгу Бернарда Вербера "Муравьи":