Бернард Вербер

Бернард Вербер
Дыхание богов

(en: "The Breath of the Gods", fr: "Le Souffle Des Dieux"), 2005

 

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 |

 


48-я страница> поставить закладку

 

У меня нет выбора, я должен поднять в воздух эту проклятую штуковину с педалями.

Я действую так, как мне показывал Сент-Экзюпери. Зажигаю огонь. Горячий воздух наполняет мешок, который будет служить воздушным шаром. Оболочка начинает надуваться. Я проверяю педальный механизм, который приводит в движение аппарат.

И снова передо мной появляется чей-то силуэт.

Я узнаю ее по запаху.

- Добрый вечер, Мишель.

В последний раз, когда я ее видел, она смотрела на меня взглядом, полным упрека, потому что я был с Матой Хари. Она собирается выдать меня?

Оболочка дирижабля медленно наполняется воздухом.

- Неужели ты собираешься лететь на этом?

Афродита улыбается.

- У меня нет выбора. Я должен улететь.

- Ты все равно ничего не сможешь сделать, пока не разгадаешь загадку: «Что лучше Бога и страшнее дьявола?»

- Я никогда ее не разгадаю.

- Ты уверен?

Я стараюсь думать о Мате Хари.

- Если ты найдешь ответ, мы будем заниматься любовью. Ты даже представить себе не можешь, как это чудесно.

Она небрежно добавляет:

- Ни одна женщина, смертная или богиня, не смогут доставить тебе такого наслаждения.

Она обнимает меня за талию, прижимает к себе и жадно целует. Мне кажется, что это продолжается очень долго. У ее поцелуя вкус вишни. Я закрываю глаза, чтобы почувствовать его как можно глубже.

- Ты очень важен для меня, - говорит Афродита, разжимая объятия. - Между нами что-то есть, между нашими душами особенная связь, которую ни с чем не сравнишь. Это невозможно отрицать, даже если бы мы захотели.

Она гладит мой живот.

- Ты, наверное, даже не представляешь, что такое заниматься со мной любовью.

- Я…

- Знаешь ли ты, сколько мужчин, десятки, сотни, тысячи мужчин продали бы душу за полсекунды со мной?

Она снова прижимается ко мне, гладит грудь там, где сердце.

- Там, внутри, у меня союзник.

Я закрываю глаза, сжимаю челюсти. Не дай себя обмануть.

- Только я могу понять тебя, - говорит она. - Я знаю того обиженного ребенка, которым ты был. Мы оба были обиженными детьми.

Волнение накрывает меня с головой.

Она достает зеркало из складок тоги.

- Посмотри на себя, Мишель. Ты красив. Наши души понимают друг друга. Только такая любовь реальна, - продолжает она. - Ни одна женщина не сможет понять тебя так, как понимаю я. Ни одна не сможет увидеть тебя таким, каким вижу я. Даже ты не видел себя таким. Твоя душа так велика, но твой разум ограничен. Ты подобен смертным, которыми мы управляем, - они даже не догадываются, что могут стать богами.

Афродита говорит, и ее голос меняет тембр. Мне кажется, я вижу ауру, которая ее окружает. Это розовое теплое сияние, пронизанное золотым блеском.

Оболочка дирижабля продолжает наполняться, но это больше не интересует меня. Я знаю, что Афродита снова влечет меня к гибели, чувствую это, но не могу сопротивляться. Словно мотылек, летящий на пламя. Как кролик, ослепленный фарами машины, которая сейчас его раздавит. Словно мышь, загипнотизированная змеей. Как наркоман при виде шприца.

- Мы вдвоем. Мы сможем перевернуть Вселенную. Достаточно, чтобы ты просто поверил мне. Ты боишься меня, потому что веришь всему, что тебе наговорили обо мне. Даже Гермафродит, мой собственный сын, рассказал тебе какие-то ужасы. Не все, что ты услышал, ложь. Почти все правда. Но послушай свою душу, то, что она тебе расскажет обо мне. Я знаю, что причинила тебе боль. Но разве ты сможешь понять, что это было для твоего же блага?

Я затаил дыхание.

- Это как преграды, которые должна преодолеть лошадь. Чем выше барьер, тем выше она сможет прыгнуть. Разве тот, кто поднимает планку, желает зла? Но лошадь, прыгая, может сломать ногу.

Я молчу.

- Теперь, благодаря мне, благодаря пройденным испытаниям, ты лучше знаешь себя. Ты стал сильнее. Ты смог противостоять Раулю, и это благодаря мне. Ты создал Просвещенного, и это благодаря мне. Ты знал об этом?

Оболочка дирижабля занимает уже все помещение подпольной мастерской.

- Я должен улететь, - говорю я.

Афродита грустно улыбается.

- На этом? - насмешливо спрашивает она.

Она достает анкх, словно желая рассмотреть поближе механизм, и… стреляет в оболочку дирижабля, которая тут же начинает сдуваться. Вторым выстрелом она уничтожает велосипед. В мгновение ока механизм, над которым Монгольфьер, Адер и Сент-Экзюпери так долго трудились, превратился в груду дымящихся обломков.

Она отрезала мне единственный путь к спасению! Я настолько ошеломлен, что не знаю, как реагировать.

- Это для твоего же блага, - говорит она. - Ты достаточно спасался бегством. Настало время встретить судьбу лицом к лицу.

С этими словами она убирает анкх, обнимает и целует меня долгим поцелуем.

- Поблагодари же меня.

Я думаю, не убить ли ее.

Может ли ученик убить преподавателя? Можно ли убить богиню любви?

После минутного замешательства я тоже целую ее.

Словно сожалея о собственной глупости, я пытаюсь понять, что же со мной происходит. Может быть, я переживаю то же, что и человечество, завороженное картиной собственного разрушения? Не в силах воспрепятствовать ему, человечество смиряется с ним, и оно даже начинает ему нравиться.

Афродита с нежностью смотрит на меня. Возможно, она повидала немало мужчин на пороге отчаяния. И в то же время я не могу не признать, что испытываю нечто вроде благодарности к этому чудовищу.

Я говорю себе, что судьба не жалеет яду. Едва ты выберешься из одной неудачной любви, как за ней тут же следует другая, потом третья. Личности необходимо страдать, чтобы расти.

Я растерянно смотрю на останки дирижабля.

Афродита ласково проводит рукой по моему подбородку. Мне хочется до крови укусить ее.

- Не забудь, если ты найдешь ответ, мы целую ночь будем любить друг друга так, как ты никогда еще никого не любил. Я отдамся тебе вся без остатка, как никогда еще не отдавалась ни смертному, ни богу.

Вдалеке раздается голос Атланта:

- Мы еще там не искали.

Афродита отступает и исчезает со словами:

- До скорой встречи, дорогой.

Она посылает мне воздушный поцелуй. Я стою как вкопанный, словно меня одолела дремота. Меня будят крики преследователей.

Я закрываю глаза и чувствую свет, маленькую искру, там, в глубине сердца. Это мое истинное «я», спрятанное в глубине тела. Оно прокладывает себе путь, чтобы побороть наступающую тьму. Искра освещает мое сердце, гонит кровь, которая светится разными цветами – сначала она красная, потом оранжевая, желтая, белая и, наконец, серебряная.

Мне кажется, будто я просыпаюсь от сладкого сна, но встреча с реальностью неприятна. Я выныриваю на поверхность и вижу десятки факелов, которыми размахивают скачущие ко мне кентавры.

Серебряная кровь заполнила все мое существо, вплоть до кончиков пальцев. Она пробила дыру в черепе, там, где находится моя седьмая чакра, и словно лазер, бьющий из моей головы, соединила меня с небом.

Я не просто кто-то. Возможно, я Тот, кого все ждут. Я не должен оплакивать свою судьбу. Я обязан победить чары Афродиты, вспомнить слова Маты Хари: «Ты точно можешь больше, чем думаешь».

Много больше. Я Мишель Пэнсон, пионер танатонавтики, ангел, сумевший спасти человеческую душу, бог-ученик, покровительствующий людям-дельфинам. Я – бог! Пусть маленький, но все-таки бог. Я не опущу руки, как опускал их когда-то влюбленный смертный. Только не сейчас.

- Вот он, я его вижу! - кричит Атлант. - Он здесь! Мы поймали его.

Факелы устремляются ко мне.

Я бросаюсь в другую сторону. Опять бежать. Опять спасаться. На бегу я повторяю себе: «Не забудь, что ты бог».

Меня очень беспокоит моя человеческая составляющая. Серебряная кровь должна очистить меня ото всех шлаков, оставленных страхами и желаниями. Я не смогу спасти людей-дельфинов, если не спасусь сам. Я не смогу дать «Земле-18» ни грамма любви, если не смогу полюбить себя. Я должен покончить с восхищением, которое вызывает у меня Афродита, заменив его восхищением самим собой. Я должен полюбить себя. Я должен поверить себе.

Я бегу все быстрее, я чувствую все больше силы. Но я понимаю, что для того, чтобы полюбить себя, я должен возненавидеть ту, что причинила мне боль. Может быть, после гнева я должен научиться ненависти. Странно – я смогу полюбить себя, только если возненавижу ЕЕ.

- Афродита, я ненавижу тебя. Афродита, ты меня больше не получишь, - повторяю я, заряжаясь новым чувством. - Афродита, я вижу тебя такой, какая ты есть. Ты машина для истребления мужчин, ты дешевка, считающая себя роковой женщиной. Я сильнее тебя. Я свободен. Я МИШЕЛЬ ПЭНСОН. Я бог, которого не ждали, я изменю правила игры. Черт возьми! Я не кто попало! Мой Просвещенный был необычен, и я создам других, десятки других, потому что у меня талант. Талант. О котором ты, Афродита, и понятия не имеешь.

Мое сердце отчаянно стучит. Я бегу так быстро, что вскоре уже не слышу своих преследователей.

Куда бежать?

«Безопаснее всего в центре циклона». Нужно вернуться в Олимпию.

Ночь защитит меня. Я крадусь среди деревьев.

Я вхожу в распахнутые городские ворота. Следуя интуиции, сворачиваю к Амфитеатру.

Там пасется Пегас, еще не расседланный после представления.

Я вспоминаю историю Беллерофонта.

Пегас – вот решение.

Несколько кентавров обнаруживают меня и мчатся ко мне… Я решаюсь прыгнуть на спину крылатого коня. Когда-то я занимался верховой ездой, но у тех лошадей не было трехметровых крыльев.

Пегас продолжает щипать траву. Я бью его в бока пятками, но он и ухом не ведет.

- Он здесь, здесь! Он здесь! - кричат кентавры. - Хватайте его!

Проходившие мимо сатиры хором подхватывают:

- Он здесь! Он здесь! Он здесь!

Отряд приближается.

Я натягиваю поводья, отчаянно крича «Но! Но!».

Безрезультатно. Кажется, я попал в мир, полный помех и препятствий. Я бьюсь, заранее зная, что, даже если пройду испытание, мне тут же назначат новое, еще более сложное.

Кентавры окружают меня. Мне хочется все бросить. И тут появляется сморкмуха. Он садится на ухо коня и что-то шепчет ему, хотя мне всегда казалось, что она немая. Ее маленький язычок сворачивается и разворачивается.

Пегас ржет и – о чудо! - пускается рысью, а потом переходит на галоп. Все мчатся за нами. Летающий конь расправляет крылья. И вот он отрывается от земли.

Я едва успеваю ухватиться за его гриву. Ногами я чувствую бока животного. Он дышит, бока его раздуваются и опадают. Я нащупываю стремена, которые, к счастью, оказываются почти моего размера, и быстро просовываю туда ноги.

Мы поднимаемся в воздух.

Пегас реагирует на мои команды с запозданием. Сначала я никак не могу разобраться, как им управлять, и лечу к главной площади, где собрались все мои преследователи.

На бреющем полете я проношусь над головами и поднятыми кулаками. Мои преследователи пригибаются. Копыта Пегаса едва не сбивают амфоры со столов. Кентавры мчатся, валят учеников, пытаются поймать коня за хвост. Одному из них едва не удается это, но Пегас опрокидывает его ударом копыта.

Атлант размахивает анкхом, но не решается стрелять. Другие боги тоже целятся в меня, но я понимаю, что они боятся задеть Пегаса.

Я снова пролетаю над столами, вокруг центральной яблони и наконец понимаю, как заставить коня подняться выше. Теперь я вне досягаемости для выстрелов.

Теперь можно подумать над тем, что происходит. В Эдем я больше не вернусь.

Пегас рассекает воздух крыльями, как большая птица. Удивительно.

Я вижу Гермеса, который гонится за мной. Крылышки на его сандалиях трепещут, но он не может догнать Пегаса.

- Вернись, Пэнсон, вернись! Ты не понимаешь, что ты делаешь! - кричит бог путешествий.

Он прав, я не знаю, что делаю, но думаю, что впервые совершил что-то героическое и в одиночку. Я действую наперекор писателю, который пишет мою историю. Я управляю своей жизнью. Я на территории, где нет прописанных заранее планов, здесь только я свободно принимаю решения.

Я опьянен и поднимаюсь еще выше.

Гермес отстал, но за мной опять что-то летит. Афродита! Нет! Только не она.

Она правит розовой колесницей, в которую впряжены сотни горлиц. Впереди на специальном сиденье Купидон, держа в одной руке лук, а в другой – стрелу. Сотни крылышек хлопают в воздухе. Колесница летит быстрее, чем Гермес.

Богиня любви приближается.

Я хочу уклониться от встречи с ней, повернув направо, но она поворачивает одновременно со мной. Наконец, в результате очередного маневра, она оказывается передо мной.

- Мишель, возвращайся. Ты не должен так поступать. Афина заставит тебя дорого заплатить за это.

Страх. Она давит на рычаг страха. Она говорит со мной как со смертным.

Я продолжаю подниматься все выше.

Она летит рядом на колеснице, запряженной горлицами. Мы поднимаемся вместе.

- Они не дадут тебе бесконечно подниматься вверх!

- Посмотрим.

- Возвращайся! Ты нужен мне! - умоляет она.

- Но ты больше не нужна мне.

Она нахмуривается.

- Очень хорошо. Если ты так решил, иди до конца, иначе они тебя не отпустят.

Я отпускаю поводья, и крылатый конь летит все быстрее. Я поворачиваюсь, чтобы крикнуть Афродите:

- Прощай, Афродита! Я любил тебя.

И посылаю ей воздушный поцелуй.

Она выглядит изумленной, Купидон берет на себя инициативу и стреляет в меня, но я пригибаюсь, и он промахивается. Богиня издали кричит мне:

- Опасайся!

- Чего?

- Циклопов! Там наверху они охраняют…

 

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 |
Купить в интернет-магазинах книгу Бернарда Вербера "Дыхание богов":