Бернард Вербер

Бернард Вербер
Тайна Богов

Вслед за дворецким в темно-зеленой ливрее я иду по длинной анфиладе комнат. Мраморный пол, стены обшиты панелями, увешаны картинами в тяжелых позолоченных рамах. На них изображен свет, пробивающийся сквозь облака.

Наконец, постучав, дворецкий распахивает передо мной массивную дверь, украшенную фигурками ангелочков. Я оказываюсь в кабинете, набитом безделушками и драпировками. За широким столом спиной ко мне в кресле сидит человек. Он смотрит фильм. На экране я и Дельфина. Я понимаю, что Мишель Одуэн не только крался за мной по улицам. Он еще и снимал меня тайком. Теперь на экране одна Дельфина. Ее снимали из окна.

Кто этот богач? Зачем он следил за нами? Я вижу только его спину и ухо. Он бородат и в очках.

Я прерываю молчание.

- Вам нравится следить за другими?

Он не реагирует и продолжает смотреть на экран. Мелькают кадры. Вот я в яслях, в приюте для душевнобольных, в тюрьме, в разных храмах. В "Аду".

- Для того, кто построил свою карьеру на подсматривании, вполне естественно вмешиваться в чужую жизнь.

Он поворачивается, и я не могу опомниться от изумления.

46. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: КИТАЙСКИЙ ДРАКОН

"Китайский дракон" - это стратегия, направленная на то, чтобы убедить присутствующих в непроверенной гипотезе. Иногда ее применяют в науке, чтоб продвинуть какую-нибудь сомнительную идею.

Вот как выглядят действия ученого, который использует "китайского дракона". Он выдвигает т,еорию и тут же выдумывает собеседника, который якобы отстаивает противоположную идею. Разоблачая вымышленного оппонента (это тем проще сделать, что наш ученый сам выдумал его аргументы), он тем самым убеждает всех в том, что его собственная теория верна.

Эдмонд Уэллс,

Энциклопедия относительного

и абсолютного знания, том VI

47. ПРОРОК

Он приходит в восторг, видя, как я изумлен.

- Как там говорили на Земле-1? А, вот, вспомнил: мир тесен!

- Но я думал, что ты...

Умер? Да, вы же меня приговорили. Отправили на Землю-18, как в сточную канаву. К крысам.

Я пытаюсь взять себя в руки.

- Люди-крысы пережили свой звездный час, достигли апогея, а потом для их цивилизации, как и для любой другой, пришло время упадка. Это происходит со всеми живыми организмами. Они рождаются, растут, умирают.

Он сложил ладони.

- По правде говоря, империя крыс, как и вавилонское царство на Земле-1, была уже совершенно нежизнеспособна, когда я приземлился в своей бывшей столице, которую в то время уже оккупировали иноземцы. Тогда я начал путешествовать. Отсюда, снизу, я следил за историей, которую вы сочиняли там, наверху.

Он сплетает и расплетает пальцы с идеально ровными и гладкими ногтями.

- При каждом ударе молнии, землетрясении, сне я спрашивал себя: зачем они это делают? Каждый день я смотрел новости и знал, что все, что происходит в нашем мире, - результат вашего противостояния, в котором вы манипулируете смертными.

Он смотрит на меня тяжелым взглядом, полным упреков. Закуривает сигару. Предлагает и мне, но я отказываюсь.

- Я воевал в Мировой войне на Земле-18, - говорит он, усмехаясь. - Как странно быть бессмертным в мире, где все только и делают, что умирают. Меня окружали груды мертвых тел, я был в полной растерянности. Если бы ты знал... Я видел столько смертей. Столько раз должен был умереть сам. Вокруг меня все взрывалось, бушевали эпидемии, голод, но я каждый раз оставался в живых. Один среди трупов тех, кто был мне дорог. Это и было моим наказанием. Таким же, как у Сизифа, который все время катит камень на гору, или у Прометея, печень которого вырастает снова и снова. Я молился "другому воображаемому богу", чтобы он положил конец вашей игре. Какое страшное несчастье - зависеть от богов-неумех.

- От богов-учеников. Ученики должны набираться

опыта. Когда я учился, мы вырезали аппендицит тем больным, которым это и не было нужно, просто для тренировки. Но именно благодаря этому опыту мы научились делать другие, гораздо более сложные операции.

Он не обращает никакого внимания на мои слова.

- Ну что ж, как видишь, я все еще здесь и все еще жив. И все это из-за тебя... Мишель, бог дельфинов, народа, который выжил, несмотря на все гонения.

Теперь я слышу в его голосе неприкрытую злобу.

- Я не хотел, чтобы тебя осудили, - говорю я.

- Ты был главным свидетелем обвинения. Твой пресловутый выстрел в мое плечо на суде стал решающим аргументом.

- Хочу напомнить, что я до последнего пытался убедить судей, что твоя вина не доказана. Ты был ранен не в то плечо.

Он не отвечает. Я понимаю, что меня-то сам он осудил уже давно. Я смотрю на Жозефа Прудона(15), бывшего бога крыс, великого теоретика анархии, идеолога общественных движений XIX века на Земле-1. Он ничуть не изменился: те же блестящие глаза, очки, густая борода, длинные волосы.

- Я больше не сержусь на тебя, Мишель. Вначале, когда я только попал сюда, я был страшно зол, и на тебя в первую очередь. И по мере своих слабых сил способствовал уничтожению твоего народа. Так сказать, на свой манер...

Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Он выпускает табачный дым и, довольно улыбаясь, говорит:

Здесь, на Земле-18, я сумел вдохновить одного смертного. Моего друга. Он был нищим, бродягой. Я накормил его, дал ему кров, я с ним разговаривал.

Я сказал ему, что даже один человек может изменить ход истории. Я внушил ему идеи, которые он потом стал считать своими. Я убеждал его не сдаваться. Сначала он был нерешительным, готовым идти на компромиссы. Боялся грядущих трудностей. Он не понимал, что можно зайти как угодно далеко, и никто тебя не остановит. Тогда я объяснил ему принцип коллективной слепоты.

- Коллективной слепоты?

- Да. Нужно прямо идти к цели. Чем чудовищней ложь, тем скорее люди поверят в нее. Так, кролик сидит как вкопанный, когда его внезапно освещают фары летящей на него машины.

Я вздрагиваю.

- Чистильщик!

- Точно. Именно так стали называть моего друга. Сначала я сделал себе капитал на газетах. Люди любят даже мелкое вранье, а я за ту же цену продавал им крупное. В то время я жил в стране акул. Там уже само собой зрело народное недовольство. Смертные всегда считают себя жертвами несправедливости и ищут виноватых. Лучше всего на эту роль подходят слабые. Я думаю, что там, наверху, бог акул Ксавье делал все возможное, чтобы создать захватническую армию. Я же трудился здесь, внизу, прямо на месте событий, внося свой вклад: я дал им повод. Направил созревшую ненависть в нужное русло: на уничтожение дельфинов. Это я создал движение "Анти-Дельфин".

Я бросаюсь на него, но он успевает нажать кнопку под столом. Я бросаю его на пол, мы катаемся по ковру.

Врываются охранники и хватают меня. Прудон приказывает им:

- Отпустите его!

Охранникам кажется, что они не поняли приказ.

- Это один мой приятель. Мы отдыхали на соседних виллах на одном острове, и он до сих пор сердится на меня за одну партию в... в шахматы. Он несколько злопамятен. Весь сыр-бор из-за того, что я слопал несколько его пешек. Сколько именно? Ну, что-то около нескольких миллионов. Это произошло по инерции. Стоит начать, и уже не можешь остановиться.

Я пытаюсь вырваться из рук охранников.

- Ты заплатишь за это! - рычу я.

- Разумеется. Опять эта неистребимая уверенность, что за добрые дела мы получаем награду, а за злые - наказание. Но мы уже здесь, мы получили высшую меру. Так что хуже этого может случиться со мной?

Жозеф Прудон приказывает охранникам уйти и произносит, словно закрывая неприятную тему:

- Ох уж эти смертные! Они так... преданны.

- Я ненавижу тебя.

- Знаю, знаю, сначала я тоже чувствовал то же самое. Но, насколько мне известно из достоверных источников, ты несколько раз пытался переиграть эти последние пятьдесят лет. И понял, что мой Чистильщик появляется каждый раз, почти без изменений. Он был всего лишь катализатором ненависти, которая уже существовала до того, как он вышел на сцену.

- Я презираю тебя.

- Ты забываешь одну вещь. Не я его выдумал. Вспомни о другом "Анти-Дельфине", который существовал на Земле-1. О Гитлере. Он существовал до того, как мы начали Большую Игру на Земле-18.

Но ты создал такого же Гитлера для этой планеты.

Я сам был полон гнева. Признаюсь, я мечтал, что ненависть станет новым мировым законом. А почему бы и нет? Смертных так легко подтолкнуть ко злу, они просто следуют своим природным склонностям.

Жозеф Прудон раскурил свою потухшую сигару и начал выпускать колечки дыма.

- Знаешь, Мишель, я один здесь понимал, что история останавливается, а потом начинается сначала. И каждый раз я извлекал уроки из прошлых ошибок и совершенствовал свой жизненный путь. Как артиллерист, который целится все лучше, глядя, куда упал предыдущий снаряд.

- И наконец создал финансовую империю?

- Едва явившись на Землю-18, я открыл салон ясновидения. Можешь себе представить? "Маг Прудон"! Все виды гадания. Я знал всю изнанку Эдема и никогда не ошибался. Это принесло мне небольшой капитал. Но это еще не все. Я стал политиком. Это было гораздо лучше. Потом я переквалифицировался в журналисты. Я думал: что принесет максимум выгоды при минимальных затратах? И я основал... религию. На самом деле даже несколько. Я искал свой стиль. И наконец нашел лучший вариант из возможных.

- Какой же?

- Наполовину журналистика, наполовину религия.

- Для анархиста это как-то чересчур...

- Ну да, я был анархистом на Земле-1. Проповедовал анархию, когда был богом-учеником на Эдеме, но здесь, на Земле-18, мне нечего ни терять, ни выигрывать.

- Прудон, зачем ты хотел меня видеть?

- Называй меня Жозеф. Я же называю тебя Мишель... Зачем я хотел тебя видеть? Потому что я слишком долго один храню все эти тайны. Мне нужно с кем-то поделиться. Я так давно мечтал, что кто-нибудь сможет меня понять и разделить со мной мою боль. Я так одинок здесь, на этой жалкой планетке. Мне нужно немного сострадания. Как всем.

- Я думал, ты зол на меня...

- Между возможностью убить тебя и преимуществами, который даст наш союз, я выбираю второе. Помнишь главу из "Энциклопедии": "Сотрудничество. Взаимный обмен. Прощение"? Я прощаю тебя.

И заранее предупреждаю, что если ты что-нибудь задумаешь против меня, я также стану вредить тебе. Итак, я предлагаю тебе сотрудничество. Видишь, я стал гораздо разумнее.

- Почему мне?

- Потому что ты единственный бессмертный на этой планете, кроме меня.

- Ты в этом уверен? Если ты бессмертен, это не значит, что и я тоже.

- Лучший способ узнать это - проверить.

Он достает из ящика стола большой револьвер девятого калибра и хладнокровно прицеливается в меня.

- Я считаю до пяти. Если до тех пор ты не примешь мое предложение, я выстрелю.

- Я не понял, чего ты хочешь?

- 1... 2... 3... 4... 5...

Он нажимает на курок. Я вытягиваю руку вперед. Все происходит, как в замедленной съемке. Пуля вылетает из ствола револьвера вместе с огненной вспышкой и медленно летит ко мне. Я знаю, что не успею пошевелиться. Пуля проходит сквозь мою рубашку, обжигает кожу, разрывает мускулы, разбивает ребро, словно сухую ветку, проникает сквозь плотную, влажную мякоть моего сердца и разрывает его, разрывает спинные мускулы, ломает позвоночник и застревает в стене позади меня.

Я падаю на спину, раскинув руки, с открытыми глазами.

На этот раз все кончено.

Гаснущим взором я вижу потолок и Жозефа Прудона, склоняющегося над моим трупом.

- Хр-р-р... я умираю...

- Тс-с-с... Молчи, маловерный. Я слышу, как он кладет револьвер на стол, снова берет сигару, щелкает зажигалкой. Он снова наклоняется надо мной, выпуская клубы дыма. Я с трудом пытаюсь произнести:

- Скажите Дельфине Камерер, что, умирая, я думал о ней.

Я закрываю глаза и чувствую, что истекаю кровью.

Проходит много времени.

Я все еще не умер?

Открываю глаза. Сначала один, потом другой.

Я все еще жив!

Поднимаюсь, опираясь на локоть.

Ошеломленно смотрю на дыру в своем пиджаке, на кровь, текущую ручьем. Пытаюсь зажать рану рукой. Прудон сидит, развалившись в своем кресле.

- Ты что, действительно ничего не помнишь? Не помнишь, что меня приговорили "оставаться бессмертным и понимающим все среди смертных и ничего не понимающих?" Тебя ведь приговорили к тому же самому.

Я вижу, как моя рана начинает зарастать. Чувствую, как проходит боль.

- Я знаю, о чем ты думаешь, - говорит Прудон. - Я тоже сначала думал о том, что быть бессмертным неплохо. Я нырял в вулканы, прыгал с самолета без парашюта, играл на деньги в русскую рулетку, на войне всегда шел в атаку в первых рядах, иногда даже говорил другим: "Идите за мной! Это не страшно". Каким азартным становишься, когда понимаешь, что не можешь умереть... А потом я понял, что по большому счету это ничего не меняет. Мы приговорены к вечной скуке.

Он вставляет диск в видеоплеер. На экране снова появляется лицо Дельфины. Она оборачивается, ее черные волосы медленно летят вокруг лица.

- Ты любишь ее? Тогда готовься страдать, потому что она состарится, а ты всегда будешь таким, как сегодня.

Я встаю и сажусь напротив Прудона. Я начинаю его понимать.

- Это часть нашего наказания. Я и сам любил здесь

многих женщин и пережил ужасные страдания, видя, как они превращаются в дряхлых, беззубых старух с трясущимися руками. И я принял единственно возможное решение: пользоваться, а не страдать. Как ты заметил, я постоянно обновляю ассортимент, чтобы у меня под рукой всегда было "свежее мясо". Я больше не трачу на это свою душу. Только любовницы, и ни одной любимой. Симпатичные девушки у меня в гостиной, правда? Можешь выбрать себе любую. Я люблю делиться.

Моя рана затянулась. Только пятна крови на рубашке и моих руках напоминают о том, что только что произошло.

- Мы боги. Осознаешь ли ты, наконец, какой властью обладаешь? Ну, и что ты теперь скажешь о союзе, который два ссыльных бога могут заключить на этой планете?

- Сожалею, но меня это не интересует.

Он раздраженно сминает сигару в пепельнице.

- Ах да, я и забыл... Дельфина! Твоя "великая земная любовь"! Это достойно уважения.

Я рассматриваю стол Прудона. Вижу знакомые изображения. Фигурки крыс.

- Они называют тебя Пророком. Значит, ты действительно создал религию, хотя раньше, в царстве богов, говорил "ни бога, ни господина"?

Сначала власть, потом разберемся. Все, кто меня знают, поклоняются мне. Новая религия, которую я создал, хороша тем, что дает разумные, обоснованные объяснения того, о чем остальные только бессвязно мямлят. Великий парадокс: лучший способ Доказать, что религия ведет в тупик, - создать собственную. Единственную, которая точно знает о том, что творится там, наверху. Ты же не станешь этого отрицать. Мы-то точно знаем, как там все устроено.