Бернард Вербер
Тайна Богов
38-я страница |
- Что ж, тогда помогите нам, - просит Эдмонд Уэллс.
- Как вам известно, на Эдеме существует нечто вроде традиции: "идешь вперед, встречаешь препятствие, преодолеваешь его, идешь дальше". Каждый раз препятствие все сложнее, но ты не должен сдаваться, и иногда даже добиваешься успеха. Это банально, но это закон жизни: идти вперед, развиваться, чтобы в итоге вынести более тяжелые испытания, которые заставляют расти над самим собой. Препятствий, которые нельзя преодолеть, не существует.
- Вы знаете Великого Бога, который живет на вершине горы? - спрашивает Орфей.
- Каждое следующее испытание просто позволяет яснее увидеть, что ждет впереди. Оно не дает возможности немедленно узнать, что находится в самом конце. Это было бы слишком быстро. Удовольствие в том, чтобы постепенно идти вперед, а не в том, чтобы прийти.
Пан поглаживает бородку, словно очень доволен тем, что сказал.
- Ладно, - говорю я. - Давайте сюда ваше чудовище. Мы сразимся с ним и попытаемся победить. Мы уже убили огромную медузу, когда плыли сюда. Так что мы вполне разогреты.
- Испытание не в том, чтобы победить чудовище... Бог снова потирает подбородок, глядя на Афродиту.
- Испытание таково: я держу тебя, ты держишь меня, кто первый засмеется - проиграл.
- Что? Да в это в детском саду играют! - удивляется Орфей.
Вот теперь Пан больше не улыбается.
- Мы, сатиры, больше всего любим секс и юмор. Это не детские игры, а самые серьезные ценности, какие только могут быть.
- Что будет, если мы выиграем? - спрашивает Эдмонд Уэллс.
-Я укажу вам единственную дорогу, по которой
можно подняться на гору.
- А если проиграем?
-Вы станете сатирами и останетесь здесь. Только
богиня любви останется в прежнем виде, потому что она прекрасна. Но она станет моей сексуальной рабыней.
Я на секунду представляю себя с козлиными копытцами, целый день треплющим девок или повторяющим чьи-то слова. Все-таки какое-то ограниченное существование...
- Почему мы вообще должны проходить испытание? Мне отвечает Эдмонд Уэллс.
- Здесь, как и повсюду на Эдеме, древние мифические существа живут очень долго и страшно скучают. Поэтому любой гость - это повод поразвлечься.
- Совершенно верно! - говорит Пан.
- Это как в доме отдыха, - продолжает Эдмонд Уэллс. - Массовики-затейники давно знакомы между собой и надоели друг другу, а когда появляются туристы, это хоть какая-то возможность разогнать скуку. Особенно если скучать приходится тысячелетиями.
- Точно, - подхватывает Пан. - Это проблема богов. Бессмертие - штука отличная, но в конце концов надоедает. К счастью, время от времени появляются люди вроде вас и удивляют нас чем-нибудь. Удивите меня, и можете идти дальше. Я даже помогу вам. Итак, кто будет играть со мной?
- Я, - отвечает Афродита, - мне терять больше других.
Я не могу позволить ей этого. И я покорно произношу эти глупые слова:
- Нет, играть буду я.
И чтобы отбить у других охоту перебивать меня, я говорю то, чего ни в коем случае не должен был делать: Это будет просто, я помню все шутки раввина Мейера.
Бог Пан смотрит на меня и говорит:
- Играть будем завтра. А сейчас отдыхайте, вы выглядите... усталыми.
И снова щедро подливает нам свой напиток, миндальное молоко с привкусом лакрицы. Мы с наслаждение пьем его, тем более что мы голодны, а напиток кажется питательным.
Я смотрю на Пана и спрашиваю:
- Давно хотел задать вопрос. Почему сатиры все время повторяют чужие слова?
- А, это... Эту хохму я придумал 870 лет назад, а они все никак не остановятся. Но вы правы, я думаю, что это уже устарело. Пора сменить пластинку. Завтра я им скажу, чтобы перестали.
Царь сатиров поглаживает свою бороду.
- Но взамен нужно придумать что-то новенькое. Они не могут жить без шуток. А, вот, придумал! Пусть теперь говорят "шерстяной..." и рифму на конец услышанной фразы. Например: хотел задать вопрос - шерстяной нос.
- Но это снова совершенно дебильная детская шутка! - возмущается Орфей.
Пан встает. Его глаза сверкают от гнева.
- Конечно! Юмор - это детское развлечение, но я царь, и мне нравятся такие шутки! Шерстяные утки!
Я пихаю Орфея, чтобы он больше не спорил с царем сатиров.
Эдмонд Уэллс с любопытством спрашивает:
- Вы так любите юмор?
- Я уже сказал вам, для нас это почти религия. Секс и юмор. Хотите знать, до какой степени мы любим шутить? Знаете, что это за напиток, который вам так понравился?
- О, нет...
- Это сперма сатира!
Нас всех тошнит, а Пан ехидно добавляет:
- Шерстяная лира! Я же вам говорил, секс и юмор.
Пан хлопает в ладоши, и появляются несколько женщин-сатиров. Они отводят нас к домам, висящим на ветках, где для нас приготовлены комнаты.
Я оказываюсь с Афродитой на одной огромной деревянной кровати с толстым и мягким матрасом. На столе стоит еда, но мы не решаемся к ней прикоснуться, подозревая очередную шутку "дурного вкуса".
Я вынимаю из рюкзака шкатулку с Землей-18 и осматриваю ее, чтобы убедиться, что она не пострадала во время высадки.
- Ты все еще думаешь о ней? - сухо спрашивает Афродита.
- Ее зовут Дельфина.
- Она же маленькая, крошечная. Всего несколько микронов. Меньше коверного клеща!
- Разве это имеет значение?
Издалека доносятся звуки флейты. Кто-то наигрывает грустную мелодию. Словно отвечая невидимому флейтисту, Орфей начинает перебирать струны своей лиры. Музыканты ведут диалог, рассказывая при помощи инструментов о своей культуре лучше, чем это удалось бы им словами.
Время от времени флейтист исполняет какой-нибудь очень замысловатый пассаж, но и Орфей не уступает ему. Я вспоминаю слова Эдмонда Уэллса: "Возможно, смысл жизни заключается только в поисках красоты".
Теперь оба инструмента звучат вместе. Именно так начиналось знакомство всех цивилизаций, до того как люди приступали к обмену стеклянными бусами и золотыми монетами, захвату заложников и битвам, чтобы выяснить, кто сильнее. Все начиналось именно так - люди вместе играли музыку.
К первому флейтисту присоединяются и другие. Услышав удивительную игру Орфея, многие сатиры тоже захотели играть с ним.
Вскоре играет уже целый оркестр. За окном я вижу в черном небе две луны Эдема. Афродита снимает верх купальника, ее прекрасная грудь обнажена. Она прижимается ко мне и приглашает потанцевать под музыку и стрекотание кузнечиков. Очень жарко.
- Я хочу тебя, - говорит Афродита. - В конце концов, может быть, это мой последний вечер, а завтра я уже буду принадлежать сатиру.
Этот аргумент мне кажется убедительным. Мы долго танцуем, наши тела блестят от пота. Мы ласкаем друг друга, сливаемся в поцелуе, она прижимает мою голову к своей золотой гриве. Ее глаза сияют как звезды.
Я хватаю скатерть и набрасываю на стеклянную сферу Земли-18, боясь, что Дельфина увидит нас. Афродита кладет сверху подушку и говорит:
- Надеюсь, они там не перегреются.
Мы хохочем, окончательно избавляясь от напряжения.
Афродита опрокидывает меня на постель, садится верхом и начинает раздевать.
Наше дыхание ускоряется.
"Это все-таки богиня любви", говорю я себе, словно оправдываясь. Но в то же время страх перед завтрашним днем, опасения, что я проиграю и превращусь в сатира, только разжигают мой пыл.
Мы занимаемся любовью механически, потом яростно, потом страстно, потом отчаянно, словно в последний раз. Афродита кричит, чувствуя приближение оргазма, так, будто хочет показать сатирам, что они не нужны ей, чтобы испытывать наслаждение.
- Я действительно тебя люблю, - говорит она.
- Ты это говоришь, чтобы поддержать меня перед завтрашним днем?
- Нет. Никогда еще я не была так серьезна.
- Ради тебя завтра я постараюсь шутить удачно.
- Я уверена, что у тебя все получится. В любом случае, у нас нет выбора. Или насмешить их, или остаться здесь до конца своих дней.
Я думаю о том, что нет ничего страшнее слов: "Рассмеши меня, или умрешь". Вдруг я проникаюсь огромным сочувствием ко всем комикам, которые на протяжении веков выходили на сцену.
Мы засыпаем, прижавшись друг к другу. Флейта Пана и лира Орфея звучат в ночи.
Я и не заметил, как подушка и простыня соскользнули со стеклянной сферы.
68. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: СМЕХ
Юмор - это явление, вызванное процессами в мозгу. Странная или парадоксальная информация поступает в рассудок, но левая половина мозга (та, которая считает, рассуждает, отвечает за логику) не может справиться с ней. Происходит нечто вроде короткого замыкания, и левое полушарие передает информацию, "создающую помехи", правому полушарию, которое отвечает за интуицию, художественное, поэтическое сознание. Получив эту посылку со взрывчаткой, правое полушарие посылает электрический разряд, нейтрализуя левое, чтобы выиграть время и найти индивидуальное, художественное толкование нестандартной информации.
Эта мгновенная остановка деятельности постоянно бодрствующего левого полушария вызывает расслабление мозга и выработку эндорфина (гормона, который также вырабатывается во время секса). Чем более парадоксальна полученная информация, чем она более "неудобна", тем более сильный выброс эндорфина "заказывает" правое полушарие.
В то же время включается защитный механизм, который снижает напряжение, вызванное "непереваренной" информацией, и все тело получает команду расслабиться. Легкие гораздо быстрее выбрасывают воздух, происходит резкий выдох, начало смеха как физиологического процесса. Выдох вызывает ритмичное сокращение лицевых мышц, грудной клетки и живота. Затем начинают сокращаться мышцы сердца и других органов. Это похоже на внутренний массаж, расслабляющий внутренние органы, а иногда и сфинктеры.
Итак, мозг не может переварить неожиданную, непривычную, парадоксальную информацию и сам себя блокирует. Он начинает функционировать в режиме "ошибки". Отключается. Этот процесс является одним из самых удивительных источников наслаждения. Чем больше человек смеется, тем крепче его здоровье. Смех замедляет старение и уменьшает последствия стресса.
Эдмонд Уэллс,
Энциклопедия относительного
и абсолютного знания, том VI
69. СОСТЯЗАНИЕ С ПАНОМ
Флейта Пана.
Две флейты Пана.
Сотни флейт Пана.
Я открываю глаза. Теперь, просыпаясь, я задаю себе вопрос: "Какой мир увижу я сейчас"?
Я накрываю голову подушкой и снова засыпаю. Этот второй сон всегда доставляет мне больше удовольствия, потому что кажется, что позволяешь себе что-то запретное. В детстве, когда я не хотел идти в школу, я притворялся, что крепко сплю, надеясь, что они не решатся меня разбудить.
Во втором сне я вижу Юн Би, маленькую кореянку с Земли-1, за которой наблюдал по телевизору(19). Красивая девушка говорит, странно произнося слова:
"1-й мир - реальный,
2-й мир - сон,
3-й мир - романы,
4-й мир - фильмы,
5-й мир - виртуальная реальность,
6-й мир - мир ангелов,
7-й мир - мир богов,
8-й мир - мир Зевса.
И есть еще один, который тебе неизвестен - 9-й, мир Творца".
Дальше она говорит что-то еще, но я не могу разобрать ни слова. Потом начинает умолять: "Считай! Считай, и ты поймешь!"
Она показывает в небо, где появляется огромная лазанья, все слои-миры которой пронумерованы, и добавляет:
"Если ты выберешься из огромной лазаньи, то время и пространство перестанут существовать. Ты окажешься в..."
Я снова не могу разобрать, что она говорит. И она нетерпеливо повторяет: "Ты хоть понимаешь, что ты в...?"
И она опять показывает на огромную лазанью.
- В лазанье?
- Нет. Смотри лучше. Подними глаза. И считай. Там повсюду цифры. Они помогут тебе понять, что ты в...
- Где?
Она повторяет еще раз, но я никак не могу разобрать ее слов. И тут я оказываюсь в коридоре, в кото-
ром полно дверей. Я открываю первую, на которой написано "Реальный мир", и вижу свою бывшую жену и свою жизнь, когда я был смертным и занимался танатонавтикой. Роза сидит в нашей старой квартире. Она произносит: "Вместе против идиотов". За второй дверью я вижу Венеру, смертную, которая была моей подопечной в Империи ангелов. Она на Земле-1, на вилле в Калифорнии. Она говорит: "Вперед! Только вперед!". Я открываю третью дверь и вижу Мату Хари на суде, перед тем как ее расстреляли. Она говорит: "Со мной нужно много разговаривать и много поливать". За четвертой дверью оказывается Дельфина, которая говорит: "Если тех, кто ошибается много, это еще не значит, что они правы". За пятой дверью стоит Рауль: "Там, наверху, я буду с тобой". За шестой Пан посреди своего тронного зала с вопросительной интонацией произносит "Любовь как меч, юмор как щит?" Он лукаво улыбается и добавляет: Посмотрим, выдержит ли щит, что касается меня, то мой меч всегда поднят!", и подмигивая, делает непристойный жест, указывая себе на низ живота. Я открываю следующую дверь, и все они принимаются повторять: "Там, наверху, я буду с тобой", "Любовь как щит, юмор как меч", "Вперед! Только вперед!", "Это не лазанья, это...". И каждый раз, когда Юн Би заканчивает фразу, я не могу разобрать ни слова. Дельфина приходит ко мне на помощь, и повторяет это загадочное слово. Но я опять не слышу. Тогда я прошу ее: "Нарисуй!". Дельфина рисует то, что мне кажется границами миров, которые находятся один над другим. Все они пронумерованы. "Считай! Пожалуйста, считай!" "С меня хватит. Поцелуй меня", - говорю я во сне.
Тут я понимаю, что сказал это вслух. Афродита обнимает меня. Я отстраняюсь, и она с удивлением смотрит на меня.
- Ты же сам попросил об этом!
- Извини, мне что-то приснилось. Сон, который
я не могу понять.
- Расскажи.
- Я уже забыл его.
- Сны, как птица, которую легко спугнуть. Их
нужно сразу хватать, - понимающе говорит она.
На низком столике кто-то накрыл завтрак: ягоды, виноград, прозрачный напиток, похожий на яблочный сок, и еще какие-то странные фрукты. А в довершение всего жареные еж и белка, которых подали прямо с головой.
Я прячу трупы животных в ящик комода, и мы ограничиваемся фруктами.
- Сегодня ты должен блистать юмором, - напоминает Афродита. - Ты помнишь какие-нибудь шутки?
- Вспомню, когда будет нужно, - уклончиво отвечаю я, чувствуя себя словно перед экзаменом в школе.
- Ешь, - говорит она. - Тебе понадобятся силы.
- А что, здесь нет ни душа, ни туалета?
Я выглядываю в окно и вижу небольшой водопад - вода льется из цистерны, водруженной на вершину гигантского дерева. Мы отправляемся туда, чтобы принять душ. Сатиры с любопытством смотрят на нас.