Бернард Вербер

Бернард Вербер
Революция Муравьев

7-й хочет татуировать панцирь 103-й, но до того, как стать юной принцессой, рыжий муравей был старым разведчиком, и латы его покрыты столькими царапинами, что среди них и не заметишь рисунка.

Они решают позвать 16-го, самого молодого муравья в отряде, панцирь его, по крайней мере, чист. И вот, старательно используя кончик мандибулы как резец, 7-й начинает процарапывать приходящие ему в голову узоры. Прежде всего он решает изобразить муравейник, объятый пламенем. 7-й рисует его на брюшке молодого бел-о-канца. Царапины образуют длинные арабески и завитки, нитями переплетающиеся между собой. Муравьи, лучше замечающие движение, больше заинтересованы направлением языков пламени, чем их подробностями.

137. МАКСИМИЛЬЕН У СЕБЯ

Максимильен вынул из аквариума мертвых гуппи. Последние два дня он ими мало занимался, и рыбки опять наказали его самым жестоким образом: погибли. «Эти аквариумные рыбки, выведенные скрещиванием ради одной лишь красоты, все-таки очень слабенькие», – подумал полицейский и спросил себя, не лучше ли выбрать рыбок дикой породы, менее красивых, но уж точно более жизнеспособных и выносливых.

Он бросил трупы в мусорное ведро и в ожидании ужина пошел в гостиную.

Взял экземпляр «Горна Фонтенбло», лежавший на диване. На последней странице была заметка, подписанная Марселем Вожираром и озаглавленная: «Лицей под пристальным наблюдением». На секунду Максимильен испугался, как бы журналист не рассказал о том, что там действительно происходит. Но нет, молодчина Вожирар хорошо делал свою работу. Он писал о левых, о хулиганах и жалобах соседей на ночной шум. Маленькая фотография украшала статью, портрет лидера с подписью: «Жюли Пинсон, певица и строптивица» .

Строптивица? Красавица скорее. Он этого никогда не замечал, но девчушка Гастона Пинсона и вправду была красавицей.

Он положил газету на стол.

Меню: улитки с петрушкой, на горячее – лягушачьи лапки с рисом.

Максимильен искоса взглянул на жену и вдруг заметил, какие у нее отвратительные ужимки. Она ела, оттопырив мизинец, без конца улыбалась и все время посматривала на него.

Маргерит спросила разрешения включить телевизор.

Канал 423. Сводка погоды. Уровень загрязнения окружающей среды в больших городах превысил допустимую норму. Все чаще встречаются респираторные заболевания и раздражения глаз. Правительство хочет открыть в парламенте слушания, посвященные этому вопросу, и одновременно с этим назначает комитет для разработки рекомендаций. Будет написан доклад, который...

Канал 67. Реклама. «Ешьте йогурты! Ешьте йогурты! ЕШЬТЕ ЙОГУРТЫ!»

Канал 622. Развлечения. И вот передача «Головоломка для ума», все с той же загадкой про шесть спичек и восемь равносторонних треугольников...

Максимильен вырвал пульт из рук дочери и выключил телевизор.

– Ой, папа, нет! Я хочу узнать, решила ли госпожа Рамирез загадку про шесть спичек и восемь треугольников!

Отец семейства не сдался. Пульт был у него в руках, а в любой ячейке человеческого общества король тот, кто держит скипетр.

Максимильен попросил дочь прекратить играть с солонкой, а жену – не глотать пищу такими большими кусками.

Его раздражало все.

Когда жена предложила ему новый десерт собственного изготовления, флан в форме пирамиды, он выскочил из-за стола и скрылся в своем кабинете.

Чтобы никто его не побеспокоил, закрыл дверь на ключ.

Поскольку Мак-Явель был все время включен, Максимильену достаточно было коснуться всего лишь одной клавиши, чтобы сразу вернуться в «Эволюцию» и расслабиться, воюя против чужестранных племен, угрожавших его последней, в полном расцвете сил, монгольской цивилизации.

На этот раз он поставил все на армию. Ни в сельское хозяйство, ни в науку, ни в образование или развлекательные учреждения он не вложил ни копейки. Только огромная армия и деспотичное правительство. К его большому удивлению, такой выбор дал интересные результаты. Его монгольская орда шла с запада на восток, от итальянских Альп к Китаю, завоевывая все города, расположенные на своем пути. Пищу, которую им не давало сельское хозяйство, они получали грабежами. Научные достижения, разработкой которых они не занимались, они находили в лабораториях разоренных городов. В образовании они и не нуждались. Короче, с военной диктатурой все шло быстро и хорошо. И в 1750 году со своими повозками и катапультами Максимильен занял почти всю планету. Правда, в тот самый момент, когда он хотел трансформировать тиранию в просвещенную монархию, в одной из столиц вспыхнул бунт, который затем перекинулся на другие города.

Соседняя страна, маленькая, но демократическая, очень легко завоевала всю его цивилизацию.

Строчка текста вдруг появилась на экране.

– Ты не следишь за игрой. Тебя что-то гложет?

– Откуда ты знаешь? Компьютер передал через динамики:

– По твоей манере нажимать на клавиши. Пальцы у тебя соскальзывают, и ты бьешь по клавише два раза подряд. Я могу тебе помочь?

– Как компьютер может мне помочь усмирить бунт лицеистов?

– Ну...

Максимильен нажал на кнопку.

– Давай еще одну партию, это лучший способ мне помочь. Чем больше я играю, тем лучше я понимаю мир, в котором живу, и выбор, который были вынуждены сделать мои предки.

Он выбрал шумерскую цивилизацию, которую довел до 1980 года. На этот раз развитие было последовательным: деспотизм, монархия, республика, демократия, ему удалось вырастить великую, технологически развитую нацию. Неожиданно в середине двадцать первого века его народ был уничтожен эпидемией чумы. Он не уделил достаточно внимания гигиене жителей страны: отказался строить канализационную систему в больших городах. Из-за отсутствия организованного вывоза в городах скопились нечистоты и трансформировались затем в питательную среду, привлекшую крыс. Мак-Явель заметил, что ни один компьютер не допустил бы подобной ошибки.

Именно в эту минуту Максимильен подумал о том, что в будущем надо будет ставить компьютер во главе правительств, поскольку он один ничего никогда не забудет. Он никогда не спит. У него никогда ничего не болит. У него нет сексуальных проблем. У компьютера нет семьи и друзей. Мак-Явель прав. Компьютер никогда не забыл бы провести канализацию.

Максимильен начал новую партию с цивилизацией французского типа. Чем больше он играл, тем больше не доверял человеческой природе, порочной по сути, неспособной понять свою дальнюю выгоду и жаждущей лишь немедленных наслаждений.

На экране в одной из столиц как раз происходила студенческая революция 1635 года. Мальчишки топали ногами, как балованные дети, потому что не получали сразу же того, что им хотелось...

Он бросил на студентов войска и в конце концов истребил их.

Мак-Явель сделал интересное замечание:

– Ты не любишь себе подобных?

Максимильен взял бутылку пива из маленького холодильника и начал пить. Он любил освежить горло, пока развлекался со своим имитатором цивилизаций.

Он навел курсор на последний островок сопротивления, уничтожил революцию, ввел строжайшее полицейское наблюдение и поставил везде видеокамеры для контроля за словами и действиями населения страны.

Максимильен смотрел на жителей, ходивших взад и вперед и кружившихся на месте так, как смотрят на насекомых. Наконец он согласился ответить:

– Я люблю людей... несмотря на них.

138. ПИРУШКА

Понемногу революция стала огромной стройкой изобретений.

Восемь зачинщиков Фонтенбло были захлестнуты размахом, который принимал их праздник. В дополнение к сцене и восьми стендам повсюду выросли, как грибы, эстрады и столы.

Появились стенды «живопись», «скульптура», «изобретения», «поэзия», «танец», «компьютерные игры», где молодые революционеры знакомили всех со своим творчеством. Лицей постепенно превратился в пеструю деревню, обитатели которой были друг с другом на «ты», свободные и равноправные, веселились, строили, творили, выдумывали, пробовали, наслаждались, играли или просто отдыхали.

На сцене синтезатор Франсины мог воспроизвести тысячи оркестров всех родов, и днем и ночью более иди менее опытные музыканты не упускали случая воспользоваться этим. Новейшая технология с первых же дней произвела интересный эффект: все музыкальные стили смешались.

Играющий на индийском ситаре участвовал в ансамбле камерной музыки, джазовая певица выступала с балийскими ударными. К музыке вскоре присоединились танцы: танцовщица японского театра кабуки выступала с полькой-бабочкой под звуки африканского тамтама, аргентинское танго сопровождалось тибетской музыкой, четыре ученика балетной школы делали антраша под умопомрачительную «new-age». Когда синтезатора уже не хватало, инструменты мастерили сами.

Лучшие произведения были записаны и распространены с помощью Интернета. Но революция Фонтенбло не только производила, она и усваивала музыку, созданную другими «Революциями муравьев» в Сан-Франциско, Барселоне, Амстердаме, Беркли, Сиднее и Сеуле.

Подсоединив камеры и цифровые микрофоны к подключенным к Интернету компьютерам, Жи-вунгу удалось сыграть вместе с музыкантами из многих иностранных Революций муравьев. Ударные были из Фонтенбло, ритм-гитара и соло-гитара – из Сан-Франциско, голоса – из Барселоны, клавишные – из Амстердама, контрабас – из Сиднея, скрипка – из Сеула.

Группы всех направлений сменялись на цифровых магистралях. Новая разнородная музыка всей планеты звучала из Америки, Азии, Африки, Европы и Австралии.

Лицей Фонтенбло больше не знал границ ни во времени, ни в пространстве.

Лицейский ксерокс постоянно печатал сегодняшнее «меню» (основные события, намеченные на день: музыкальные выступления, спектакли, экспериментальные стенды и тому подобное), а кроме того, поэзию, новости, полемические статьи, диссертации, уставы филиалов революции, и даже с недавнего времени фотографии Жюли во время второго концерта и, конечно, гастрономическое меню Поля.

В исторических книгах и библиотеке осажденные нашли подходящие к случаю портреты великих революционеров и знаменитых рокеров прошлых лет, сделали с них копии и развесили по коридорам лицея. Можно было, в частности, узнать Лао-Цеу, Ганди, Питера Габриеля, Альберта Эйнштейна, Далай-ламу, «Битлз», Филиппа К. Дика, Франка Герберта и Джонатана Свифта.

На белых листах в конце «Энциклопедии» Жюли написала:

«Революционное правило № 54: Анархия – мать творчества. Освободившись от социального давления, люди естественно начинают изобретать и творить, искать красоту и разум, плодотворно сотрудничать. На удобренной почве даже из самых маленьких семян вырастают большие деревья с великолепными плодами».

В классах образовывались дискуссионные группы.

Вечерами добровольцы распределяли одеяла, в которые молодежь заворачивалась в два-три раза и прижималась друг к другу, чтобы сохранить под открытым небом человеческое тепло.

Во дворе одна из амазонок показывала приемы тайчи-чуан и рассказывала о том, что эта тысячелетняя гимнастика копирует повадки животных. Подражая зверям, можно лучше их понять. Танцоры вдохновились этой идеей и принялись повторять движения муравьев. Они убедились в том, что насекомые очень гибкие. Их грация была необычной и сильно отличалась от кошачьей и собачьей. Поднимая руки и потирая их так, как насекомые делают с усиками, танцоры изобрели новые па.

– Хочешь марихуаны? – предложил Жюли молодой зритель, протягивая сигарету.

– Нет, спасибо, у меня уже был газированный трофоллаксис. А курить вредно для моих связок. Мне достаточно посмотреть на этот огромный праздник, и я уже кайфую.

– Везет, тебе немного надо для счастья...

– Ты называешь это немного? – изумилась Жюли. – Я такой феерии в жизни не видела.

Жюли понимала, что было необходимо внести немного порядка в эту суматоху, иначе революция разрушит сама себя.

Всему надо было придать смысл.

Целый час девушка провела, созерцая муравьев в аквариуме: они были предназначены для исследований по общению с помощью запахов. Эдмонд Уэллс уверял, что наблюдение за поведением мирмекийцев должно очень помочь тем, кто хочет создать идеальное общество.

Она же видела в стеклянной емкости всего лишь черных насекомых, довольно некрасивых, которые тупо предавались каким-то «насекомым» занятиям. Она подумала о том, что, наверное, ошиблась в принципе. Эдмонд Уэллс говорил, конечно, в символическом смысле. Муравьи – это муравьи, люди – это люди, и нельзя человеку навязывать правила жизни насекомого, в тысячу раз меньшего его по размерам.

Она поднялась наверх, села в кабинете учителя истории, открыла «Энциклопедию» и принялась искать образцы революций, которыми можно вдохновляться.

Она стала читать об истории футуристического движения. В 1900-1920 годах повсюду множились новые художественные направления. В Швейцарии появились дадаисты, в Германии – экспрессионисты, во Франции – импрессионисты, а в Италии и России – футуристы. Последние были художниками, поэтами и философами, их объединяло восхищение перед машинами, скоростью и вообще передовыми технологиями. Они были убеждены в том, что человека однажды спасет машина. Футуристы ставили в театре пьесы, в которых актеры, загримированные роботами, приходили на помощь людям. С приближением Второй мировой войны итальянские футуристы, сплотившиеся вокруг Маринетти, примкнули к идеологии, провозглашенной главным представителем машин, диктатором Бенито Муссолини. Ведь, кроме производства танков и других предназначенных для войны устройств, он больше ничего и не делал. В России по тем же причинам некоторые футуристы примкнули к коммунистической партии Иосифа Сталина. В обоих случаях они стали жертвами политической пропаганды. Тех, кого не убил, Сталин отправил в Гулаг.

Затем Жюли заинтересовалась сюрреалистическим движением. Кинематографист Люис Буньюель, художники Макс Эрнст, Сальвадор Дали и Рене Магритт, писатель Андре Бретон – все они хотели изменить мир своим искусством. Этим они были немного похожи на их группу, в которой каждый из восьмерых действовал в своей сфере. Но сюрреалисты были слишком индивидуалистами и сразу утонули во внутренних разборках.