Бернард Вербер

Смотрите информацию http://gamble-partners.com/ тут.

Бернард Вербер
Смех циклопа

Дарий по прозвищу ЦИКЛОП — любимец французской публики и лучший в мире комик. Полные залы, овации, гомерический хохот. Годы успеха и славы. Все это исчезло в одно мгновение. Осталось лишь безжизненное тело в личной гримерке.

Великий комик мертв. Журналисты Исидор и Лукреция убеждены, что эта смерть не случайна — Циклопа убили. Они начинают собственное расследование, которое приводит их туда, где РОЖДАЕТСЯ СМЕХ.

Посвящается Изабелле

Смех свойственен только человеку.

Франсуа Рабле

Я считаю, что телевидение очень способствует развитию культуры. Каждый раз, когда дома кто-нибудь включает телевизор, я ухожу в соседнюю комнату и сажусь читать.

Граучо Маркс

Смеяться можно надо всем, но не со всеми.

Пьер Деспрож

Людьми нас делает не ум.

Людьми нас делает человечность.

Пьер Тейяр де Шарден

Акт I

"Ни в коем случае не читать"

1

Почему мы смеемся?

2

— … И тогда он прочитал фразу, расхохотался и умер!

По огромному залу парижской "Олимпии" словно пробегает дрожь. Тишина. И вот зрители начинают смеяться. Волна веселья, мощная и округлая, словно гигантский пузырек шампанского, нарастает, а затем рассыпается дождем аплодисментов.

Юморист Дарий кланяется.

Это невысокий голубоглазый человек с черной пиратской повязкой на глазу, со светлыми, слегка вьющимися волосами, в розовом смокинге и бабочке того же цвета, в белой рубашке. Он скромно, едва заметно улыбается и снова кланяется, отступает на шаг. Публика легендарного зала встает, овации усиливаются.

Артист приподнимает черную повязку и показывает спрятанное в пустой глазнице маленькое, светящееся пластиковое сердечко. Зрители в ответ закрывают правой ладонью правый глаз: это фирменный жест поклонников комика. Дарий возвращает повязку на место и медленно отходит в глубь сцены.

Публика скандирует:

— Да-рий! Да-рий!

Но пурпурный тяжелый бархатный занавес уже начинает медленно опускаться. Гаснут прожектора над сценой, в зале постепенно загораются люстры.

Крики не стихают:

— Еще! Еще! Еще!

А комик, весь в поту, уже бежит по коридору за кулисами. Зал не успокаивается и ревет:

— Циклоп! Циклоп! Еще! Еще!

Коридор у гримерки Дария забит поклонниками. Комик пожимает руки. Произносит какие-то слова. Берет подарки. Благодарит. Его бьет нервная дрожь. Он вытирает лоб, снова и снова приветствуя почитателей своего таланта. С трудом протискивается сквозь толпу. Добравшись наконец до гримерки, он просит телохранителя проследить, чтобы его больше не беспокоили. Закрывает дверь, украшенную его портретом и именем. Запирается на два оборота ключа.

Проходит несколько минут.

Телохранителю удается оттеснить толпу. Он разговаривает с дежурным пожарным, когда из гримерки доносится взрыв хохота, а затем грохот, как будто кто-то упал. И наступает долгая тишина.

3

"Конец легенды".

"Розовый клоун откланялся".

"Самый популярный француз умер в „Олимпии“ от сердечного приступа".

"Прощай, Дарий, ты был лучшим".

С такими заголовками выходят газеты на следующий день. С этой темы начинается выпуск дневных новостей.

— Мы узнали об этом вчера вечером, в половине двенадцатого. Знаменитый юморист Дарий, известный также как Великий Дарий или Циклоп (настоящее имя — Дарий Мирослав Возняк), умер от сердечного приступа после выступления в "Олимпии". Страшное известие потрясло всю Францию. Блестящая карьера прервалась на самом пике. Слово нашему специальному корреспонденту, который находится на месте событий.

На экране появляется длинная очередь. Люди в дождевиках, под зонтами стоят перед входом в кассы знаменитого мюзик-холла. В кадре маячит размахивающий микрофоном журналист.

— Да, Жером! Именно здесь умер накануне вечером Великий Дарий. Это событие поразило всех, словно громом. Здесь же состоится и грандиозное представление, посвященное памяти Циклопа — об этом нам сообщили сегодня утром. Потрясающее шоу соберет всех юмористов — друзей Дария. Они оденутся в костюмы розового клоуна и будут читать его миниатюры. Как вы сами видите, новость распространилась со скоростью света — толпы поклонников кинулись покупать билеты.

Ведущий благодарит корреспондента и продолжает выпуск.

— Президент Республики направил семье Дария письмо, в котором говорится: "Кончина Циклопа — это огромная потеря, как для мира эстрады, так и для всего нашего народа. От меня ушел не только один из самых остроумных моих сограждан, от меня ушел друг, который дарил мне, как и многим французам, минуты радости в самых непростых ситуациях".

Ведущий опускает листок на стол, складывает на нем руки.

— Похороны Дария Возняка состоятся в узком кругу в среду в одиннадцать часов утра на кладбище Монмартра.

4

Если бы я мог выбирать, то хотел бы умереть спокойно, во сне, как мой дедушка.

И конечно, не вопить от ужаса и не биться в истерике, как это делали триста шестьдесят девять пассажиров "Боинга", который дедушка пилотировал за несколько секунд до смерти.

Отрывок из скетча Дария Возняка "После меня хоть потоп"

5

Вторник, одиннадцать часов утра. Общее собрание сотрудников журнала "Современный обозреватель", работающих в разделе "Общество". Кабинет руководителя раздела Кристианы Тенардье напоминает гигантский аквариум.

Она кладет ноги в сапогах на мраморный стол.

Человек пятнадцать журналистов сидят, утонув в больших кожаных диванах. Они чувствуют себя несколько неуютно и, чтобы придать себе уверенности, вертят в руках журналы, блокноты, ручки, что-то сосредоточенно ищут в своих ноутбуках.

— Вот чего ждет от нас читатель! Вот что должно быть в следующем номере, и для этого надо работать, работать и работать. Не отвлекаться на мелочи! Докопаться до самого дня бездны. Весь выпуск будет посвящен теме "Смерть Циклопа".

Журналисты одобрительно мычат.

— Газеты уже расхватали все, что можно, и нужно найти что-то новое. Неожиданное! Необычное! Исключительное! Я хочу услышать ваши потрясающие предложения.

Тенардье кивает журналисту, сидящему справа, у самой батареи:

— Максим, какие идеи?

— Дарий и политика, — говорит он.

— Слишком избито. Общеизвестно, что он был обласкан всеми существующими партиями. И делал вид, что поддерживает их все, не поддерживая ни одну.

— Можно развить тему. Он представлял среднего француза, Францию низов. Малоимущие признали его официальным выразителем своих идей. Он был избран "Самым популярным французом". Можно осветить это и с другой точки зрения, ответив на вопрос: "Почему народ так любил его?"

— Мы рискуем скатиться к излишнему популизму. Обойдемся без демагогии. Следующий. Ален?

— Дарий и секс. Можно составить список его побед. Ведь у него в постели побывало немало знаменитостей. И некоторые из них довольно фотогеничны. Это могло бы придать номеру… э-э-э… живости.

— Слишком вульгарно. У нас не бульварный журнал, и это может повредить нашему имиджу. А главное, такие фотографии стоят слишком дорого. Следующий.

Флоран Пеллегрини, знаменитый криминальный репортер, поднимает красивое лицо, отмеченное сорока годами работы и алкоголизма, и неторопливо произносит:

— Дарий и деньги. Я знаком со Стефаном Крауцем, его бывшим продюсером, он с удовольствием расскажет об экономической империи Дария. У него был настоящий замок в пригородах Парижа. Он открыл отделения "Циклоп Продакшн" за границей. Вместе с братьями управлял производством всех сопутствующих товаров и зарабатывал огромные деньги. Уверяю вас, сердечко в глазу — это бренд, который отлично продается.

— Слишком приземленно. Еще идеи? Франсис?

— Тайны его нелегкой молодости. Подробности несчастного случая, во время которого он потерял глаз. И как он использовал свое увечье, превратив его в фирменный знак. У меня даже заголовок готов: "Реванш Циклопа".

— Слишком приторно. Истории о несчастном ребенке, боровшемся за место под солнцем, слишком откровенно выжимают слезу. Об этом уже тысячу раз писали. Напрягитесь, игра стоит свеч. Шевелите мозгами. Следующий. Клотильда?

Журналистка встает, словно примерная ученица.

— Дарий и экология. Он поддерживал борьбу с загрязнением окружающей среды и даже участвовал в демонстрациях против строительства атомных электростанций.

— Слишком слабо. Сейчас все звезды борются за экологию, это модно. Боже, какое убожество. Совершенно в вашем стиле.

— Но, госпожа Тенардье…

— Никаких "госпожа Тенардье". Бедная Клотильда, ни одной толковой идеи. Вы зря теряете время, пытаясь стать журналистом. Вам бы лучше коз доить.

Раздаются приглушенные смешки. Жертва издевательств задета за живое и с возмущением смотрит на Тенардье.

— Вы… вы… вы…

— Что? Сволочь? Сука? Шлюха? Постарайтесь найти точное определение. И если у вас нет ничего интересней, чем идиотский "Дарий и экология", то молчите и не заставляйте нас тратить время попусту.

Клотильда резко поворачивается и выходит, хлопнув дверью.

— Ах! Она идет рыдать в туалет! Никакой выдержки. А еще хочет стать настоящим репортером. Следующий. Ваша блестящая идея?

— Дарий и молодежь. Он основал школу юмористов и театр, чтобы помогать молодым талантливым комикам выбиться в люди. Предприятия некоммерческие. Вся прибыль идет на поддержку начинающих артистов.

— Слишком просто. Мне нужно что-нибудь поострее, чтобы выделиться на фоне других журналов. Что-то действительно захватывающее, о чем никто не знает. Давайте! Шевелите мозгами!

Все переглядываются, больше ничего никому в голову не приходит.

— А что, если смерть Дария… это преступление?

Тенардье оборачивается к тому, кто произнес эти слова, и видит Лукрецию Немрод, молодую журналистку, пишущую о науке.

— Что за чушь. Следующий.

— Подождите, Кристиана, дайте ей высказаться, — замечает Флоран Пеллегрини.

— Да это полная ерунда! Убийство! Может быть, еще и самоубийство?

— У меня есть зацепки, — спокойно произносит Лукреция.

— И что же это за "зацепки", мадемуазель Немрод?

Лукреция выдерживает небольшую паузу и говорит:

— Пожарный из "Олимпии", который стоял рядом с гримеркой в момент смерти Дария, заявляет, что слышал хохот прямо перед тем, как Дарий упал.

— Ну и что?

— По его словам, Дарий очень громко рассмеялся, а потом неожиданно рухнул на пол.

— Бедная Лукреция, вы что, соревнуетесь с Клотильдой по части нелепых предположений?

Журналисты насмешливо перешептываются.

Максим Вожирар, торопясь поддержать начальницу, добавляет:

— Это не может быть преступлением! Гримерка была закрыта изнутри на ключ, у дверей стояли телохранители, "розовые громилы" Дария. И кроме того, на трупе не обнаружено никаких повреждений.

Лукреция не дает сбить себя с толку.

— Мне кажется странным то, что Дарий так громко расхохотался за несколько секунд до смерти.

— Почему же, мадемуазель Немрод?

— Потому что юмористы редко смеются.

Тенардье роется в сумочке и извлекает оттуда миниатюрную гильотинку. Потом достает маленький кожаный портсигар, выуживает из него сигару, вдыхает аромат табака. Кладет сигару в гильотинку и отрезает кончик. Пеллегрини царапает что-то на листке бумаги. Лукреция, не торопясь, излагает.

— Производители пищи обычно не едят то, что производят, потому что знают, из чего сделан их товар. Врачи не любят лечиться. Виктор Гюго, объясняя, почему он не читает других авторов, говорил: "Коровы не пьют молока".

Журналисты кивают. Лукреция чувствует себя более уверенно и продолжает:

— Модельеры часто плохо одеты. Журналисты не верят тому, что пишут в газетах.

Флоран Пеллегрини незаметно передает Лукреции записку, но она не обращает на нее внимания и развивает свою мысль:

— Мы профессионалы, и знаем, с какими искажениями, перекосами и неточностями фабрикуются новости, поэтому мы им не доверяем. Я думаю, что юмористы представляют себе, как сочиняются шутки, и нужно нечто из ряда вон выходящее, чтобы заставить их расхохотаться.

Две женщины с вызовом смотрят друг на друга.

Кристиана Тенардье, редактор раздела "Общество" в "Современном обозревателе": костюм от Шанель, блузка от Шанель, часы от Шанель, духи от Шанель, рыжие крашеные волосы, черные глаза, скрытые голубыми линзами. Из своих пятидесяти двух двадцать три года проработала в редакции. Многие утверждают, что она доросла до своей должности благодаря таланту к закулисным играм. Она поднялась по карьерной лестнице, не написав ни одной статьи, не проведя ни единого расследования, ни разу не выехав на место событий. Кое-кто намекает, что ей помогли интрижки с директорами журнала, но, ввиду ее непривлекательной внешности, это кажется маловероятным.

Лукреция Немрод, начинающая журналистка двадцати восьми лет. Пришла в журнал одной из последних, работает внештатно, специализируется на научной тематике. В ее активе шесть лет журналистских расследований и сотня репортажей. У нее тоже рыжие волосы. Но натурального цвета, что подтверждают веснушки, усеивающие ее щеки. Миндалевидные глаза искрятся изумрудной зеленью. Лицо с маленьким острым носом и волевым подбородком напоминает мордочку землеройки. Изящная головка венчает подвижное, тренированное тело в черной китайской блузе с вышитым красным драконом, которого пронзает меч.

Кристиана Тенардье молча раскуривает сигару, что свидетельствует о том, что она сосредоточенно думает.

— Убийство Циклопа… Это может стать настоящей сенсацией, — признает Флоран Пеллегрини. — Утрем нос ежедневным газетам.

Тенардье выпускает длинную струйку дыма.

— Или навсегда потеряем доверие читателя и станем посмешищем всего Парижа. Улики все-таки очень и очень спорные.

Она пристально смотрит на молодую журналистку, которая не отводит глаз. Между ними идет безмолвный поединок, вечная борьба претендентов на власть: так Александр Великий некогда бросил вызов своему отцу Филиппу II Македонскому, так Брут, смерив Цезаря яростным взглядом, нанес ему удар кинжалом, так Даниэль Кон-Бендит насмерть стоял против французских жандармов в 1968 году. И все та же мысль не дает покоя представителям молодого поколения: "Освобождай место, старая развалина! Твое время прошло, теперь будущее за мной".

Кристиана Тенардье все это понимает. Она достаточно умна, чтобы помнить, как заканчиваются такие поединки: очень редко победой старшего. Помнит об этом и Лукреция.

Субординация на предприятии служит лишь одному: воспитанию в молодых терпения, думает она. Мы должны ждать, пока некомпетентные старики, пресытившись властью, отдадут ее в наши руки.

— Смерть Циклопа — преступление?.. — задумчиво повторяет Тенардье.

Журналисты уже начинают вполголоса переговариваться, насмехаясь над Лукрецией. По отношению к властям предержащим нужно проявлять лояльность.

Тенардье выпрямляется и решительным жестом тушит сигару.

— Очень хорошо, мадемуазель Немрод, я разрешаю вам начать расследование. Но ставлю два условия. Во-первых, я требую основательности, улик, настоящих серьезных свидетельских показаний, фотографий, фактов.

Журналисты кивают в такт ее словам.