Бернард Вербер

Бернард Вербер
Смех циклопа

Перед ними "розовый громила", похожий на питбуля. Он явно ищет кого-то или что-то. Исидор и Лукреция отступают, чтобы не попасть ему на глаза, и чувствуют, как их хватают за руки.

— Господи, вот вы где! Наконец-то! Мы вас везде ищем. Торопитесь, через несколько минут начинаем.

Они понимают, что ассистент заметил большие цифры у них на спинах. Исидор и Лукреция смотрят на свои номера. У них обоих это цифра "девятнадцать".

— Наверное, дуэт, — вздыхает Исидор. Он чувствует растущее беспокойство.

Но "розовый громила", похожий на питбуля, продолжает шнырять поблизости. Выбора не остается.

Ассистент заталкивает Исидора и Лукрецию в большую комнату, где много клоунов в таких же розовых костюмах. Исидор и Лукреция наносят грим, приклеивают красные носы, надевают черные повязки. Затем вместе со всеми они толпятся в коридоре. Все комики, даже знаменитости, наряжены в клоунов с повязкой на глазу. К ним подходит возбужденный ассистент с наушниками.

— Все должны помнить текст! Напоминаю, суфлеров тут нет.

Ассистент предлагает напитки. На экране видна сцена. Лукреция замечает Феликса Шаттама. К счастью, он так занят заучиванием текста, что не обращает на нее никакого внимания. Раздается голос из громкоговорителя:

— Две минуты.

Напряжение нарастает. "Розовый громила", похожий на питбуля, не двигается с места, словно что-то учуял. Он топчется у двери.

— У меня такое чувство, что я лечу в самолете и нужно прыгать с парашютом, — говорит Лукреция. — Вот только парашюта у меня нет.

— Лукреция, я задам вам глупый вопрос, на который вы можете не отвечать. Так ли уж нам было нужно приходить сюда?

— Я тоже развиваю "женскую интуицию", Исидор.

— Очень хорошо. И кого вы подозреваете?

— Одного из клоунов. Все-таки очень полезно понаблюдать за таким количеством потенциальных убийц, собравшихся в одном месте, в одно время и при обстоятельствах, довольно схожих с обстоятельствами гибели Дария. Знаете поговорку: "Преступник всегда возвращается на место преступления".

Исидор пожимает плечами. Слова Лукреции его не убеждают.

— Тридцать секунд, — раздается голос из громкоговорителя.

Лукреция указывает на пожарного, сворачивающего самокрутку:

— Кстати, именно этого пожарного, Франка Тампести, я первого опрашивала после убийства. Доверьтесь мне хотя бы раз, поведем расследование моими методами.

Исидор поднимает брови.

— Не уверен, что это хорошая идея. Меня терзают нехорошие предчувствия. Как только питбуль отвернется, нужно убираться. И понаблюдать из какого-нибудь укрытия.

Громкоговоритель снова оживает.

— Пять, четыре, три, два, один. Тишина на площадке. Мотор! Начали!

Звучит симфоническая музыка. Один-единственный прожектор освещает медленно разворачивающийся над сценой гигантский портрет Дария.

Церемониймейстер Стефан Крауц выходит к публике. Зал аплодирует. Он ждет тишины.

— Когда я впервые увидел Дария, то сказал ему: "У вас ровно три минуты, чтобы рассмешить меня" — и включил хронометр. Он заставил меня расхохотаться через пятьдесят шесть целых и две десятых секунды. Его уже нет с нами, но магия его жива. Двадцать лет спустя я не боюсь сказать, что Дарий смешил меня всегда. И будет смешить людей еще долгие столетия.

Зал аплодирует.

— Дарий бессмертен. Он навсегда останется в сердцах тех, кто видел его выступления. Но я хорошо знал его лично, и могу сказать, что за веселой маской клоуна скрывался необыкновенный человек. Человек великой эрудиции, великого благородства, великой смелости. Может быть, поэтому его называли не только Циклопом, но и Великим Дарием.

Зал снова взрывается овацией.

Затем Стефан Крауц зачитывает программу шоу памяти Дария, перечисляя имена комиков, которые выступят, переодевшись в розовые костюмы. Снова звучит музыка, занавес поднимается. Первым выходит Феликс Шаттам, в сопровождении десятка девушек, тоже одетых розовыми клоунами.

Он подражает голосу мастера:

— Привет, друзья, я призрак Дария! Я перевоплотился в Феликса и страшно рад, что после смерти собираю еще больше зрителей, чем при жизни….

В зале слышен смех. Клоуны вокруг Исидора и Лукреции, кажется, испытывают облегчение. Первый парашютист приземлился удачно. Зал оживился, он разогревается. Следующим будет проще.

— Ненавижу имитаторов. Они воруют чужие голоса, — говорит один из комиков. — Хамелеоны. Своих красок нет, они заимствуют чужие.

— Меня Феликс Шаттам никогда не мог рассмешить.

— Ты прав, полное ничтожество.

— Да вы послушайте его! Принимает себя за второго Дария, но ведь давно известно: тот, кто копирует льва, не лев, а обезьяна.

Юмористы усмехаются.

— Когда обезьяна лезет на пальму, всем видно ее красную задницу.

— Он просто жалок. Зал смеется не там, где предусмотрено. Все шутки проваливаются.

Лукрецию удивляет такая недоброжелательность.

Исидор шепчет ей:

— А я вам говорил, что комики жестоки.

— Как и представители всех остальных профессий. Об отсутствующих коллегах всегда говорят плохо. Вы замечали, когда в "Современном обозревателе" обедаешь с кем-нибудь, он обязательно будет перемывать косточки остальным журналистам?

— С юмористами дело обстоит еще хуже — они остроумны по определению. И издеваются более зло.

Лукреция не находится с ответом.

— Так, питбуль исчез. Пошли?

Они хотят уйти, но тут к клоунам подходит Стефан Крауц. Исидор и Лукреция поспешно отворачиваются.

— Номер два. Приготовьтесь, Феликс скоро заканчивает. Освежите грим и становитесь на точку выхода на сцену. Не забудьте дойти до белой полосы, иначе боковая камера вас не увидит.

— Они выходят по порядку, — шепчет Исидор. — Пока очередь дойдет до девятнадцати, мы успеем улизнуть.

Клоуны продолжают комментировать происходящее.

— И все-таки… Все превозносят Дария, а ведь прекрасно известно, что он воровал чужие скетчи, — говорит клоун под номером тринадцать.

— Под конец он даже не давал себе труда воровать лично, его ребята приходили на чужие выступления и записывали хорошие шутки. Таковы крупные мошенники, за них всю работу делают подручные, — добавляет пятнадцатый номер. — Вот и один из них, пожалуйста.

Действительно, появляется "розовый громила", похожий на питбуля, и усаживается в кресло у выхода.

Юморист номер два выходит на сцену. Оставшиеся за кулисами обсуждают его точно так же, как и первого артиста.

— О-па! Первая шутка прошла незамеченной! — говорит тринадцатый номер.

Выступление продолжается, юмористы комментируют.

— Тут он промахнулся, — говорит пятнадцатый номер.

— А тут кусок текста забыл. Это из-за марихуаны. Он слишком много курит, вот память и отшибает. Он сам не помнит своих убогих шуток, — смеется одиннадцатый номер.

— Смотрите, публика не отреагировала на "пережаренного цыпленка"! А ведь это его лучшая шутка. Бедный, все резервы исчерпаны.

Через несколько минут клоун возвращается за кулисы.

— Ну, как это было? — спрашивает он с беспокойством.

— Великолепно! — отвечает тринадцатый номер.

— Ты их покорил. Взял за горло! — говорит одиннадцатый.

— Зал просто шел у тебя на поводу! — подхватывает пятнадцатый.

— Правда? А то мне показалось, что я вдруг забуксовал.

— Ты слишком требователен к себе.

Лукреция пихает локтем Исидора.

— Может быть, тут мы узнаем больше, чем за все время расследования.

Номер третий готовится к выходу. Остальные поддерживают его.

— Ни пуха ни пера! Не стесняйся, посылай нас к черту.

Странно, кажется, каждый искренне считает, что плохо говорят обо всех, кроме него.

Номер три выходит под свет прожекторов.

Клоун номер тринадцать провожает его глазами, а потом оборачивается к коллегам:

— Если хотите знать мое мнение, Дария доконал кокаин. Под конец он столько его нюхал, что его трясло даже на сцене. Аж под носом следы были видны.

— Видите, у нас появляется новая информация о его гибели, — шепчет Лукреция.

— Я вижу, что нам отсюда будет трудно выбраться.

Двадцать четвертый добавляет:

— Если его канонизируют, то это будет первый святой-наркоман.

Все хохочут.

— Это был самый злой человек, которого я встречал, — говорит одиннадцатый.

— И самый скупой! Когда мы ходили в ресторан, он всегда забывал кошелек! Подумать только, живет в замке и не может заплатить по счету!

— А как этот представитель народа презирал обслугу! Постоянно оскорблял официантов. Чаевых никогда не давал.

— И выступал со скетчем, в котором официант обсчитывает бедных клиентов! Мир встал с ног на голову.

Снова звучит смех.

Мимо, еле волоча ноги, проходит Феликс Шаттам. Он вышел из туалета, где его долго рвало. Все умолкают. Тринадцатый шепчет у него за спиной:

— Тише, тише, вот призрак Дария!

И снова раздается смех.

Скетч на сцене награждается громкими аплодисментами. Наступает очередь четвертого клоуна. Он присоединяется к группе розовых клоунов, участвующих в номере.

Во время паузы Стефан Крауц напоминает, что Циклоп не только смешил зрителей, он еще и воспитывал новое поколение комиков в "Школе Смеха" и в "Театре Дария".

Как странно! Такой контраст — на сцене его осыпают похвалами, а за кулисами поливают грязью. Не знаю, кому и верить.

— Пошли! Кажется, путь свободен, — говорит Исидор.

Но как раз в тот момент, когда они собираются улизнуть, клоун номер семь подскакивает к Лукреции и хлопает ее по заднице.

— Так ты вошла во вкус? Не терпится увидеть тебя на сцене!

Удивленная Лукреция разглядывает перечеркнутое черной повязкой лицо с красным носом.

Мари-Анж!

— А ты знаешь, что должен делать на сцене дуэт номер девятнадцать? — насмешливо говорит Мари-Анж.

Лукреция спокойно смотрит на нее.

— Представлять знаменитый скетч Дария "Я раздеваюсь". Это стриптиз.

Лукреция сжимает кулаки, собираясь нанести удар. Исидор шепчет:

— Сейчас не время привлекать к себе внимание.

— А этот толстый господин, который пришел тебя поддержать, наверное, твой папа? Я думала, что ты сирота. Браво, ты его все-таки нашла, — продолжает Мари-Анж.

Лукреция закусывает губу.

— Видишь ли, Лукреция, меня всегда разочаровывало в тебе отсутствие остроумия. Ты по-настоящему насмешила меня только тогда, в тот памятный первоапрельский день. Интересно, превзойдешь ли ты саму себя сегодня?

Лукреция бросается на бывшую подругу, но Исидор, уже изучивший манеру ее поведения, становится между девушками.

В этот момент церемониймейстер приглашает на сцену клоуна номер семь.

— Увы, друзья, хотелось бы продолжить беседу, но мне пора работать.

Исидор наклоняется к Лукреции.

— Предупреждаю, если вы еще раз не сдержитесь, я выйду из игры. Я не могу терять время на маленькую грубиянку, которая не умеет себя контролировать и, словно бык, бросается вперед, завидев красную тряпку. Пошли отсюда!

Но тут "розовый громила", похожий на питбуля, возвращается, и они остаются на месте. Рисковать нельзя. Клоуны, ожидающие своей очереди, продолжают отпускать комментарии.

— Это Мари-Анж Жиакометти! Кажется, она спала с Дарием, — говорит одиннадцатый.

— И не только с ним. И с его братьями тоже. И с телохранителями!

Звучит смех.

— А я считаю, что Дарий был отличный парень, — говорит клоун номер девять. — Я женщина, а мне он не только помогал, но и всегда относился с уважением.

— Естественно. Потому что ты не такая шлюха, как Мари-Анж. Ты создана скорее для фильмов Феллини, чем для Тима Бартона.

Смех.

— И все равно Дарий — настоящая звезда, а вы просто завистники. И если бы не это шоу в его честь… вас никогда в жизни даже близко к "Олимпии" бы не подпустили!

Выпалив это, девятый клоун на всякий случай отходит подальше от коллег, которые с трудом сдерживают гнев.

С волками жить, по-волчьи выть? Не люблю я этого.

Лукреция смотрит на экран, надеясь, что выступление ее бывшей подруги не увенчается успехом. Но та, может быть желая произвести впечатление на Лукрецию, превосходит саму себя и вызывает гром аплодисментов.

Громкоговоритель объявляет: "Изменения в программе! Дуэт номер девятнадцать выступает вместо клоуна номер восемь. Приготовьтесь".

Исидор и Лукреция застывают от ужаса. Телохранитель-питбуль и не думает уходить. Он спокойно разговаривает с пожарным Франком Тампести.

Мы не можем убежать! Попались, как мыши в мышеловку!

— Лукреция, я подчинился вашей интуиции. Но так, для справки… просто для общего развития… что мы будем делать, очутившись на сцене?

Лукреция смотрит на протянутый ей листок с текстом, но двадцати секунд явно недостаточно, чтобы выучить миниатюру наизусть. Лоб Исидора покрывают крупные капли пота.

За ними уже идут. Ассистент подводит их к сцене, они видят Мари-Анж, произносящую последнюю шутку. Ее награждают взрывом хохота и громкими аплодисментами.

Занавес опускается, Мари-Анж уходит со сцены, на которую, по знаку распорядителя, должен теперь выйти дуэт номер девятнадцать.

— Ни пуха ни пера!

Мари-Анж уходит, чтобы сесть в первом ряду. На освещенной сцене появляется Стефан Крауц и говорит в потрескивающий микрофон:

— А теперь — иностранные гости! Давид и Ванесса Битоновски, которые приехали из Квебека! Они исполнят скетч "Стриптиз". Предупреждаю, это очень необычный номер!

Ассистент заставляет их сделать несколько шагов и встать у белой черты.

— Вам повезло, публика разогрета.

Лукреция и Исидор ждут, стоя посреди сцены перед красным бархатным занавесом.

Как странно, в эту минуту мне вспоминается другая, очень давняя, забытая минута.

Красный бархатный занавес начинает медленно подниматься.

Та давняя минута — это мое появление на свет.

Это было очень давно, я находилась в утробе матери.

Это было очень давно, меня окружала темнота, но вдруг красные стены расступились, и я вышла на свет.

На меня смотрели. На меня смотрели люди. Они чего-то ждали от меня.

Тяжелый занавес "Олимпии" открывается, Исидор и Лукреция оказываются перед переполненным залом. К ним прикованы сотни глаз.

Лукреция видит рядом с прожекторами телекамеры, которые транслируют шоу в прямом эфире для миллионов жителей Франции и всей франкоговорящей части планеты.

Она чувствует, как по ее спине течет ледяной пот. В первом ряду министр культуры, известные политические деятели, знаменитые артисты и семь уже выступивших клоунов. Они доброжелательно улыбаются. Мари-Анж подмигивает.