Бернард Вербер
Смех циклопа
38-я страница |
— Но динозавры исчезли, — замечает Лукреция.
— Битва еще не закончена. Ставки в игре весьма разнообразны. И тот, у кого окажется "Шутка, Которая Убивает", получает серьезный перевес над противником. "Шутка, Которая Убивает" — это Грааль, Экскалибур, священное оружие, придающее легитимность действиям обладающей им стороны.
— Итак, вы выбрали лагерь. Вы встали на сторону динозавров, воюющих против ящериц, — говорит Лукреция.
Профессор Анри Левенбрук поглаживает бороду.
— Я бы сказал, на сторону юмора будущего, воюющего против юмора прошлого.
— Вы ошибаетесь. У промышленного юмора нет будущего, — убежденно отвечает Лукреция. — Юмор — это последний оплот, который устоит перед большими деньгами. Никогда анекдот, изготовленный поточным способом, не будет остроумнее анекдота ручной работы. Маленький размер имеет свои преимущества. Вас еще ждут сюрпризы.
Она указывает на часть экспозиции, изображающую метеоритный дождь, погубивший динозавров, и на чучело маленького теплокровного животного, похожего на землеройку.
— То же самое говорили и о музыке. Слышали "Топ-50" на радио? Все песни там состряпаны из того, что когда-то имело успех. Они слегка переработаны — ровно настолько, чтобы избежать обвинения в плагиате.
— Музыканты из "Топ-50" ничем не рискуют, — подтверждает Исидор.
— Или просчитывают допустимый риск. Специалисты по маркетингу манипулируют общественным сознанием. Вот они, новые повелители экономики! А напоследок все посыпается блестками, клипами, пестрыми нарядами. Упаковка подменяет содержание.
В экспозиции "Эволюция видов" профессор показывает гостям пестрых птичек, похожих на маленьких павлинов.
— Это не преимущество, не отличие и не новое качество, — говорит Лукреция.
— Производители музыки и юмора пытаются охватить самый широкий пласт населения. Авторов слов и композиторов уже давно просят следить за веяниями моды.
Профессор Левенбрук указывает на чучело пингвина.
— С юмором будет точно так же. Смех превратился в такой же коммерческий продукт, как и все остальное.
Исидор не следит за спором. Они медленно проходят мимо слонов, львов, леопардов, страусов, газелей.
— Ваше расследование остановилось на отъезде Бомарше в Карнак. Что вы узнали о "Шутке, Которая Убивает"?
Они подходят к крупным обезьянам: гориллам, шимпанзе, орангутанам.
— Бомарше оказался последним Великим Мастером Ложи, о котором нам известно. Под конец жизни он не смог больше противиться желанию узнать правду. Он открыл ящик Пандоры, прочел текст и умер.
— Как вы считаете, что это за текст?
Глаза Лукреции вспыхивают.
— Мне кажется, что это нечто действительно необычное, волшебное, обладающее магической силой. Духовная атомная бомба. Альберт Эйнштейн открыл тайну материи, и появилось ядерное оружие. Ниссим Бен Иегуда открыл тайну разума, и появилась "Шутка, Которая Убивает".
Лукреция вдруг застывает на месте. Слева от приматов, все более крупных и более прямо стоящих на задних лапах, она замечает фигуру, чуть ниже воскового манекена.
Это грустный клоун! Он следит за мной!
Она протирает глаза.
— Что с вами, Лукреция?
— Э-э… так, ничего. Галлюцинация. Наверное, я немного устала. Надо поесть, а то у меня будет приступ гипогликемии.
Это расследование мне не по силам. Кажется, я действительно плохо себя чувствую. Только галлюцинаций не хватало.
Профессор Левенбрук ничего не замечает. Его волнует другое.
— Не стоит забывать о политической подоплеке этого дела. Вот что я понял, составляя отчет. Юмор стал не только экономическим, но и политическим оружием.
105
Американский, русский и китайский президенты едут на машинах и останавливаются на перекрестке. На правом указателе написано "Капитализм", на левом — "Социализм".
Американский президент без колебаний выбирает дорогу к капитализму. Сначала все идет хорошо, потом на асфальте появляются трещины, гвозди и лужи масла, машина теряет управление. Но он меняет лопнувшие покрышки и едет дальше.
Русский президент едет налево, к социализму. Сначала все идет хорошо, но потом дорога превращается в трясину, машина увязает. Он поворачивает обратно, возвращается на перекресток и едет направо, к капитализму.
Китайский президент смотрит налево, смотрит направо и говорит шоферу:
— Поменяй указатели местами, и поедем к социализму.
Отрывок из скетча Дария Возняка "Вопрос точки зрения"
106
В китайском ресторане "Волшебная пагода" пусто. В огромном аквариуме с подсветкой плавают белые и красные рыбки, задумчиво поглядывая сквозь стекло на тела собратьев, лежащих в карамельном соусе на подогреваемых подносах.
Предупредительная официантка, похожая на погибшую юмористку Жин Ми, предлагает меню, в котором не меньше сотни страниц. Птице, рыбе, говядине, свинине посвящен свой раздел.
Исидор заказывает креветки на пару, а Лукреция — утку по-пекински. Стремясь любым способом угодить гостям, владельцы "Волшебной пагоды" установили над аквариумом большой телевизор, где безостановочно показывают новости.
Лукреция понимает, почему Исидор выбрал этот ресторан.
Даже во время еды он хочет быть в курсе того, что происходит в мире.
— Лукреция, вы переутомились. Вам нужно отдохнуть.
Исидор заказывает пиво "циндао" и креветочные шарики на закуску. Лукреция жадно ест.
— Ну, дорогой коллега, какие у нас развлечения в программе?
— Не знаю. Мы в тупике. Для романа материала достаточно, но что касается расследования, я не представляю, в каком направлении двигаться.
Официантка приносит тарелки. Исидор и Лукреция едят палочками, они оба прекрасно ими владеют.
— Ну, теперь вы признаете реальную силу "Шутки, Которая Убивает" и то, что от смеха все-таки можно умереть?
— Увы, я верю в это не больше, чем в Санта-Клауса, Зубную фею, Песочного человечка или демократию.
— А я уверена, что в этом ключ к разгадке! Надо понять, как убивают при помощи текста!
Исидор морщится.
— Мы очень по-разному подходим к расследованию, Лукреция. Я пытаюсь понять "почему", а вы пытаетесь понять "как". Это странно, обычно бывает наоборот. Женщины хотят понять "почему", а мужчины — "как". Возможно, в нашем тандеме я — женщина….
Исидор смеется, но вареник-хакао попадает ему не в то горло. Его лицо багровеет, он пытается откашляться, начинает задыхаться. Официантка равнодушно смотрит на него. Лукреция вскакивает и несколько раз энергично ударяет Исидора по спине. Безрезультатно. Исидору по-прежнему катастрофически не хватает воздуха. Тогда Лукреция обхватывает его руками и резко нажимает на живот. Кусочек пищи выскакивает у него изо рта и повисает на стенке аквариума.
Исидор извиняется, с трудом переводя дух. Из его глаз текут слезы, но он вновь начинает смеяться. Лукреция садится на место и спокойно отпивает глоток пива.
— Вот видите, от смеха можно умереть. Вы едва не задохнулись. Вам нужны еще какие-нибудь доказательства?
— Да. Но, тем не менее, спасибо, Лукреция.
Он смеется снова, на этот раз уже с облегчением.
— Скажите, Исидор, что вы считаете смешным? Когда вы в последний раз смеялись от души?
Он наливает пиво в кружку и не спеша пьет. Рассматривает пузырьки в золотистой жидкости.
— Я смеялся, когда в семнадцать лет у меня впервые был секс, и я испытал оргазм, — говорит он. — Девушка подумала, что я смеюсь над ней, ушла и больше не захотела меня видеть. Я нашел другую подружку. Она понравилась мне именно смешливым нравом. В момент оргазма, который мы испытали одновременно, мы оба расхохотались. Наш роман длился целый год.
Зачем он мне это рассказывает? Я прошу рассказать о смехе, а не о постельных приключениях! Может, он хочет заставить меня ревновать?
— Когда мы занимались любовью, вы, кстати, не смеялись…
— Я смеюсь только после "большого" оргазма. Знаете, женщины часто путают эякуляцию и мужской оргазм. Бывает эякуляция без оргазма, и бывает психологический оргазм без эякуляции. Я думаю, и у женщин все происходит примерно так же.
Лукреция чувствует, что краснеет.
Он со мной разговаривает с такой грубой откровенностью, потому что ему неловко. Ему стыдно, что он обязан мне своим спасением. Все мужчины одинаковы! То, что делает он, необыкновенно, а то, что делаю я, — так, ничего особенного. Когда он поджигает театр, чтобы спасти меня, — он герой, а когда я бью его по спине, чтобы спасти его, — я… просто добрый приятель.
Лукреция начинает есть, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
— А кроме секса что-нибудь у вас вызывало смех?
— Наверное, фильм "Монти Пайтон и Священный Грааль"! Впервые я увидел его, когда мне было восемнадцать. То, что скетчи начались прямо с титров, показалось мне ужасно новым и удивительным. Я расхохотался. Больше в зале никто не смеялся, на меня стали шикать, и это рассмешило меня еще больше. Я думаю, что человек смеется до слез как раз тогда, когда смеяться нельзя.
Он вертит в руках палочки для еды.
— Я считаю, что настоящий смех — это бунт против остального человечества. Фильм Монти Пайтона ценен именно умом и дерзостью.
Лукреция ест утку. Она берет косточку и шумно обсасывает ее.
— А что смешит вас, Лукреция?
— Во время секса я не смеюсь. И мне кажется, что, если бы вы в такой ситуации стали бы смеяться, я обиделась бы точно так же, как ваша первая подружка.
Вот так. Я сказала это.
Он улыбается.
— Насколько я помню, больше всего я смеялась над анекдотом, — продолжает Лукреция.
— Так вот откуда ваша вера во всемогущество шутки.
— К врачу приходит пациент в большом цилиндре. Доктор спрашивает: "Что вас беспокоит?" Пациент приподнимает шляпу, под ней лягушка, лапки которой словно приросли к его голове. Врач в ужасе спрашивает: "И давно это у вас?" А лягушка отвечает: "Сначала это была просто бородавка на ступне!"
Исидор хохочет. Лукреция удивлена, что анекдот ему так понравился.
— Отлично! Абстрактный анекдот!
— Я услышала его в четырнадцать лет. У меня тогда как раз были бородавки на ступнях, и я страшно переживала. Анекдот меня несколько успокоил. А у вас какой любимый анекдот?
— Не помню. Я их сразу же забываю.
— Ну, хоть один!
— Ладно, но он короткий. "Доктор, у меня провалы в памяти!" — говорит больной. "И давно?" — спрашивает врач. "Что — давно?" — спрашивает пациент.
— И все? Не смешно.
— А мне смешно потому, что я боюсь болезни Альцгеймера. Это своего рода заклинание, изгоняющее злых духов.
— Юмор действительно обладает терапевтическим воздействием. Когда-то одна шутка чуть не убила меня, а другая спасла от смерти.
— А чуть не убила вас шутка вашей… Немезиды?
Лукреция вздрагивает.
— Может быть, вы так хотите узнать, от чего погиб Дарий, именно потому, что шутка едва не отправила вас на тот свет. Я прав?
Он понял. Он все чувствует. Он гораздо внимательнее к собеседнику, чем остальные. Меня это очень трогает. Другие мои любовники говорили только о себе и ничего не слушали. Они делали вид, что интересуются мной, чтобы я ими заинтересовалась. А Исидору действительно важно не только мое тело, но и душа. А я не ценю это и считаю вторжением в личное пространство. Я неправа. Рассказать ему все?
— Я могу сказать вам только, что это произошло первого апреля.
Неожиданно она прерывается и смотрит на экран телевизора.
— Черт! Сегодня двадцать седьмое марта.
— Ну и что?
Лукреция показывает на экран, где идет новостная программа. Журналист ведет репортаж, стоя у входа в "Олимпию". На огромной афише изображен знаменитый глаз с сердечком. У дверей концертного зала толпится народ.
Лукреция встает.
— Скорее, — говорит она.
— Ну, что еще? Неужели нельзя в кои-то веки спокойно поесть?
— Сегодня вечером в "Олимпии" большое шоу, посвященное памяти Циклопа!
107
Маленький циклоп спрашивает отца:
— Папа, а почему в школе только у меня один глаз?
Папа завтракает, читает газету и ничего не отвечает.
— Ну, папа! Почему у всех два глаза, а у меня один?
Папа опускает газету и говорит:
— Потому что ты — циклоп, а у циклопов один глаз.
Ребенок задумывается, а потом снова спрашивает:
— А почему у циклопов только один глаз? А?
Папа отгораживается от сына газетой.
— Папа, скажи! Папа, ну, скажи, почему у циклопов один глаз? А? Почему?
Папа резко опускает газету и в бешенстве кричит:
— Долго ты мне тут будешь яйцо выкручивать?!
Отрывок из скетча Дария Возняка "Жизнь артиста"
108
Сердечко в глазу.
Знамя Дария реет над входом. На фасаде "Олимпии" сияют огромные неоновые буквы: "Шоу памяти Циклопа". Один за другим подъезжают черные лимузины. Из них выходят знаменитости, на которых тут же нападает толпа фотографов.
Порядок поддерживается образцовый. У входа стоят не "розовые громилы" из "Циклоп Продакшн", а парни в черных костюмах из службы безопасности Стефана Крауца.
— Сожалею, но вы не можете пройти.
Лукреция показывает журналистское удостоверение.
— Сожалею. Пригласительные билеты именные, вас нет в списках.
— Я лично знаю Стефана Крауца, — настаивает Лукреция. — Спросите у него, если не верите.
Охранник соглашается позвонить ответственному по связям.
— Сожалею, но билеты кончились три дня назад. Мы всем отказываем.
— Я сотрудник "Современного обозревателя".
— Сожалею. Кстати, от вашего журнала уже есть представители. Госпожа Тенардье или что-то в этом роде.
Исидор и Лукреция вынуждены признать поражение. Обогнув здание "Олимпии", они подходят к служебному входу, рядом с которым, пытаясь согреться, отбивает чечетку группа курильщиков.
— Придется нарушить закон, — говорит Лукреция.
Она замечает пару клоунов в розовых костюмах подходящего размера. Под предлогом интервью она уводит их в ближайший подъезд и, угрожая оружием, заставляет снять одежду. Затем связывает и затыкает им рты.
Исидор старается немного ослабить веревки и оставляет в пределах досягаемости мобильные телефоны, чтобы пленники смогли позвать на помощь.
— Сейчас не время любезничать, — замечает Лукреция.
— Но это они оказали нам любезность, одолжив костюмы. С моей стороны это элементарная благодарность.
Переодевшись, Исидор и Лукреция входят в театр, затерявшись среди других розовых клоунов. Едва они оказываются внутри, как охранники закрывают двери, чтобы не допустить вторжения журналистов.
— Отлично, отступать уже некуда.
— Спрячемся где-нибудь и будем наблюдать. Главные действующие лица уже здесь.
— Осторожно, вот как раз один из них.