Бернард Вербер

Бернард Вербер
Смех циклопа

В первом ряду кто-то громко храпит, ему не мешает неестественный хохот, которым юморист разражается после каждой шутки.

— Слышали девиз общества заик? "Дайте за-Ко-Ко-Кон-чить!"

Жидкие аплодисменты. Многие шикают и свистят, но комик раскланивается словно под гром рукоплесканий.

Зрители расходятся, некоторые в полный голос говорят: "Полное убожество".

Обескураженный комик остается на сцене один, и вдруг видит, как к нему приближается восхитительная молодая женщина на высоких каблуках, с осиной талией и большими сияющими зелеными глазами.

— Вам понравилось? — спрашивает он, и уже достает ручку, чтобы дать автограф.

Лукреция вспоминает слова Феликса: "Кто хочет уничтожить сильнейшего? Слабейший".

Она представляется. При слове "журналистка" юморист улыбается, вспоминая дни своей минувшей славы. Лукреция задает вопрос, но комик грустно качает головой.

— Нет, я не Себ. Он наверху, в самом маленьком зале. На "Задворках Задницы мира". Идите скорей, выступление сейчас начнется. А как вам мое шоу? Просто чтобы знать.

— Очень хорошо, правда, — отвечает Лукреция уже на бегу.

Наверху в маленьком зале занавес открывается, и комик Себастьян Доллен по прозвищу Себ начинает первый скетч акробатическим этюдом со стулом. Он оглядывает публику. В зале, рассчитанном на пятьдесят человек, всего пять зрителей. Он прекращает выступление.

— Послушайте, — говорит он, — народу мало, но я не хочу отменять спектакль. У меня есть развлечение специально для вас — пародия на каждого из присутствующих.

И Себ изображает каждого из пяти зрителей. Первый удивлен. Второй думает: "Посмотрим, сумеешь ли ты меня рассмешить!" Третий смеется надо всем подряд, чтобы получить максимум удовольствия за свои деньги. Четвертый устал и вот-вот заснет, а пятый не успевает следить за происходящим.

Затем комик просит пятерых зрителей подойти поближе и сесть в первом ряду. Он импровизирует, придумывая шутки на тему утренних новостей и последних событий в мире. В этих удивительных экспромтах есть что-то трогательное и интригующее.

Кто этот человек?

Обаяние Себастьяна Доллена покоряет Лукрецию. Он с неподражаемой легкостью меняет темы, шутки сыплются одна за другой. Пятеро зрителей хохочут, хлопают от души. В конце выступления Себ раздает им бесплатные билеты для знакомых.

Немногочисленная публика уходит в полном восторге. Лукреция, пришедшая последней, продолжает сидеть в тени, в глубине зала.

На сцену поднимается директор.

— Очень хорошо, Себ! Сегодня ты отлично выступил.

— Правда?

— Жалко, народу не было. И мы, к сожалению, не сможем больше сотрудничать.

— Дайте мне еще один шанс. Я уступлю вам шестьдесят процентов сбора, — просит комик. — Вы же знаете, нужно время, чтобы шоу приобрело популярность.

— Себ, шестьдесят процентов от трех проданных и двух бесплатных билетов — это не бог весть что.

— Но они смеялись! Вы же слышали, они остались довольны! Семьдесят процентов.

Директор зала беспомощно разводит руками.

— С тобой все кончено, Себастьян. Наступает момент, когда нужно уходить на пенсию.

— Да мне тридцать семь лет!

— Для комика это много. Ты начал в двадцать, у тебя за плечами больше семнадцати лет на сцене. Ты уже старый комик, час твоей славы прошел.

— Хорошо, восемьдесят вам и двадцать мне. Вы знаете, на что я способен. И публика тоже знает.

— Прекрати, Себастьян. Бесплатных билетов недостаточно, чтобы привлечь зрителей. Я не говорю ничего нового: в наши дни нужны выступления по телевизору.

— Но высокий уровень моих…

— Сначала телевидение, потом уровень.

Себастьен Доллен высок, тщедушен, волосы свисают на лоб, а зубы напоминают костяшки домино. Директору "Задницы" лет тридцать, он похож на чиновника, на нем серый костюм, желтый галстук и дорогие часы. Разговаривая, он смотрит на свои вычищенные до блеска ботинки.

— Девяносто процентов вам, — говорит юморист.

— Театр — это та же булочная. Чтобы процветать, он должен продавать свою продукцию. У тебя могут быть лучшие слойки в мире, но если покупатели не придут в магазин, ты разоришься. Пойми, Себ, мне очень нравится твоя работа, я твой самый верный поклонник. Но я не меценат и не министерство культуры. Я человек, который купил помещение и задолжал банку. Меня уже тянет ко дну шоу этого кретина внизу, я больше не могу рисковать.

— Дайте мне его зал.

— Нет, не могу. На него приходят девяносто человек, которые уходят разочарованными. А на тебя пять, хотя они остаются довольны. Закон чисел на его стороне. Закон сборов, во всяком случае. А для меня это самый важный показатель. Ты, наверное, самый остроумный и талантливый артист из всех, что выступали в этом театре, но люди об этом не знают, потому что о тебе не говорят средства массовой информации. А слухи, увы, распространяются медленно. Пойми и ты меня. Я возьму Бельгадо.

— Николя Бельгадо? Но у него все шутки ниже пояса!

— Может быть, но он нравится молодежи, и его начали показывать на популярных каналах — видимо, потому, что тема "ниже пояса" нарушает запреты. Бери с него пример, попробуй более "запретный" юмор.

— Может, некрофилию? Люди, которые трахаются с трупами, для вас достаточно запретны?

— Почему бы и нет! Я серьезно, Себ. Юмор должен потрясать устои. "Ниже пояса" — это просто, но и до этого надо было додуматься. Николя занял свободную нишу.

Себ глубоко вздыхает.

— Если вы меня оставите, я отдам сто процентов сборов.

Директор ласково кладет ему руку на плечо.

— Это непрофессионально. Ты нищенствуешь. Я не могу заставить тебя работать бесплатно. Ты же не собака!

— Я так решил. Я слишком люблю сцену и не могу ее покинуть.

— Но у меня тоже есть совесть. Я не могу обирать бедных талантливых комиков.

— Да, ведь вы даете сцену богатым бездарным комикам, которым она вовсе не нужна. Вы же знаете, Николя Бельгадо — сын производителя сахарной свеклы. Он выступает, чтобы хоть чем-то себя занять. А на телевидение он пролез благодаря связям отца, который покупает рекламное время.

— Ну вот, ты становишься злым, собираешь сплетни про коллег. Однако ты забываешь: не хочу тебя обидеть, но, когда тебя показывают по телевизору, ты производишь впечатление… совершенно заурядного человека.

Лицо Себа искажается от самого страшного оскорбления, которое только может услышать профессиональный юморист.

— Послушай, Себ. Вот тебе дружеский совет: продолжать карьеру в твоем случае — это просто продлевать агонию.

Затаившись в последнем ряду, Лукреция, не дыша, слушает их разговор.

Себастьян Доллен хочет что-то сказать, открывает рот, потом, очевидно передумав, уходит, тяжело ступая.

Лукреция бесшумно встает и следует за ним.

Себастьян Доллен заходит в ближайшее кафе, здоровается с несколькими знакомыми. Хозяин тепло приветствует его. Комик садится за стойку и требует водки.

— Прости, Себастьян. Ты мне и так должен больше тысячи евро.

Хозяин указывает на объявление, висящее над бутылками: "Мы не отпускаем в кредит, чтобы не терять друзей".

— Всего одну рюмку! У меня был тяжелый день… Я дам тебе бесплатные билеты на свое следующее выступление.

— Я уже был на твоем выступлении. С сыном. Ему не понравилось.

— Да ему же три года! Он все время плакал. И кстати, сорвал спектакль.

Хозяин непоколебим.

— Вот именно. Юмористическое шоу не должно вызывать слезы у детей. Может быть, тебе что-то поменять в своем творчестве?

Хозяин смотрит на комика, и его начинает терзать совесть. Он достает бутылку водки и наливает стакан до краев.

— В последний раз.

Через час Себастьян Доллен, пошатываясь, выходит из бистро, которое тут же закрывается. Хозяин явно не сдержал слово.

Комик прислоняется к дорожному указателю и рушится вместе с ним на землю. Никто не пытается поднять его, и он лежит на тротуаре, словно тряпичная кукла. Молодой человек в кепке подходит к Себастьяну, делает вид, что хочет помочь, и запускает руку ему в карман, чтобы стащить бумажник.

Лукреция догоняет парня в кепке. Она хватает его за плечо, наносит сильный удар в живот. Пока вор, согнувшись пополам, хватает воздух ртом, она забирает у него бумажник и возвращает владельцу, который все еще валяется под фонарем.

Себастьян Доллен открывает один глаз и вместо благодарности произносит:

— Он все равно пустой.

Лукреция помогает комику встать. Он шатается и опирается на ее плечо.

— Я видела ваше выступление и слышала разговор с директором. Я журналистка и…

Он резко отталкивает ее, едва не падает, но все-таки удерживается на ногах.

— Куда вы лезете? Оставьте меня в покое! Я не нуждаюсь в вашей жалости!

Лукреция отмечает, что ключ "сочувствие" не работает.

Чтобы завоевать доверие этого выпавшего из гнезда птенца нужно что-то другое. Помогу ему катиться вниз по наклонной плоскости.

— Можно угостить вас стаканчиком? Это успокаивает.

Себастьян Доллен хочет отказаться, но ему не хватает силы воли.

— Я, кстати, еще и голодна, — говорит Лукреция.

Она находит индийский ресторанчик, еще открытый в этот поздний час. Себастьян падает на стул, Лукреция заказывает бутылку вина.

13,7 градуса. Это развяжет ему язык.

Себастьян Доллен залпом выпивает целый бокал.

— Мне не нужна помощь, — бормочет он. — И уж во всяком случае, от журналистов. Ик. Они не сделали мне ничего хорошего. Всегда игнорировали меня, пренебрегали моей работой. Они могли бы меня спасти, но не захотели! Так оставьте теперь меня в покое! Уже слишком поздно.

— Скажите, Себ, сколько дней вы не ели?

Его выступающие скулы и худая фигура говорят о вынужденном посте. Лукреция заказывает курицу тандури и сырные лепешки.

— Я не голоден.

Лукреция снова наливает ему полный бокал бордо.

— Что вам нужно? — спрашивает Доллен.

— Я готовлю репортаж о смерти Дария.

— Надоело, со всех сторон только о нем и слышно! Говорите обо мне, это единственное, что меня интересует.

— Но его смерть наверняка взволновала вас?

— Да уж, взволновала — так взволновала!

Он усмехается.

— Я страшно рад, что этот урод подох, что его сожрут черви, что он сгниет! Я бы с удовольствием помочился на его могилу!

С этими словами Себастьян Доллен выходит в туалет. Через некоторое время он возвращается в зал, застегивая на ходу ширинку.

— Вы были с ним знакомы? — спрашивает Лукреция.

— Да, и это было незабываемое знакомство! Он пришел на мое первое выступление. Я усадил его на лучшее место. Я заставил публику аплодировать ему! "Сегодня нам повезло, вместе с нами в зале находится гениальный комик, Циклоп, сам Великий Дарий!" Он встал, и все зрители, мои зрители, ему хлопали! Я тогда собирал залы на сто пятьдесят — двести человек. После спектакля он сказал (мне врезалось в память каждое слово): "Мне понравились три твоих скетча, я буду их исполнять". Я подумал, что не понял его, и спросил: "Вы хотите их купить?" А он ответил: "Нет, идеи принадлежат всем, я возьму их себе, вот и все". Я возразил: "Но эти скетчи написал я. Я их создатель". А он положил мне руку на плечо и сказал: "Идеями должны распоряжаться не те, кому они пришли в голову, а те, кто может донести их до зрителя. Если бы скетчи могли сами принимать решение, они выбрали бы не тебя, ничтожного, никому не известного комика, а меня, великого Дария, знаменитого артиста, который может обеспечить им лучшую жизнь. Поэтому не будь эгоистом, считай свои скетчи детьми, которые хотят сменить семью и стать богатыми и счастливыми".

Себастьян Доллен словно заново переживает эту сцену.

Официант в тюрбане и тапках с загнутыми носами приносит курицу тандури, и комик жадно набрасывается на еду.

— Я помню, он еще сказал: "Представь, что я щедрый приемный отец. Я воспитаю твоих детей, осыплю их подарками и прославлю на весь мир". Я ответил: "Нет, я не позволю украсть моих детей". Тут его тон совершенно переменился, он стал угрожать: "Думаю, ты не понимаешь, с кем говоришь! Что ж, будь по-твоему. Я хотел по-хорошему, но тебе не нравится честная игра. Я все равно отниму у тебя то, что мне нужно. А будешь мешать, сверну тебе шею".

— Вы ни с кем его не путаете? — с сомнением спрашивает Лукреция.

— Вы считаете, такое можно выдумать? Я говорю о Циклопе. О человеке с горящим сердечком в глазу. О любимце толпы.

Лукреция пристально смотрит на него.

— В это трудно поверить… Но продолжайте. Что же было дальше? — говорит она, записывая слова Себа, чтобы показать ему: информацию, полученную от него, она считает важной.

— Дарий, как и обещал, начал практически слово в слово исполнять три скетча из моего репертуара. В залах на несколько тысяч зрителей. Сволочь. Он все предусмотрел и, видимо, записал их на мобильный телефон во время моего выступления. Три моих лучших скетча! С тем же успехом он мог прийти в картинную галерею, украсть три знаменитых полотна, а потом продать их. Чистый, неприкрытый грабеж!

Себ роняет на пол вилку. Под неодобрительными взглядами остальных посетителей он поднимает ее и вытирает салфеткой.

Чтобы отвлечь окружающих, Лукреция достает машинку для смеха, которую ей подарил Стефан Крауц, и нажимает кнопку. Негромкий искусственный смех разряжает обстановку в зале.

Себастьян Доллен продолжает.

— Вы понимаете, он вызывал аплодисменты целой толпы моими шутками, моими трюками, моими персонажами. Он украл у меня даже мимику, даже манеру смотреть.

Лукреция наливает ему вина. На этот раз не для того, чтобы развязать ему язык, а чтобы успокоить.

— Я подал жалобу в суд. Но знаете, как говорится: "Хороший адвокат знает законы. А очень хороший адвокат знает судью". — Себастьян зло смеется. — У Дария был именно такой адвокат. Он брал очень дорого, всех знал и был знаменит тем, что не проиграл ни одного процесса. Он легко справился со мной. И это еще не самое страшное. Суд не только вынес решение в пользу Дария и разрешил ему исполнять мои скетчи, меня обязали возместить деньги, потраченные на защиту от "противозаконных попыток нанести ущерб имиджу публичного человека". И я возместил!

Вилка Себастьяна опять рискует свалиться на пол. Чтобы отвлечь его, Лукреция быстро наливает ему вина. Она пытается утешить его:

— Еще Лафонтен говорил: "У сильного всегда бессильный виноват".

— Да, у бесчестного всегда виноват честный. Но и это еще не все. Когда все кончилось, мой адвокат развел руками: "Увы, не повезло! У них защита сильнее", и пошел к Дарию за автографом. Вот этого я ему никогда не прощу. Да и не только адвокат, и судья тоже: "Это для моего сына, он ваш поклонник". Почти все выстроились в очередь за автографом, как в скетче Дария "Петрушка побеждает квартального". А злым квартальным оказался я…

Себастьян Доллен горько усмехается, берет сырную лепешку и продолжает говорить с набитым ртом:

— Но он и на этом не остановился. Ему было мало обокрасть, разорить и унизить меня в суде. Дарий решил, что пора, как он и обещал, "свернуть мне шею". Он занес меня в "черный список" всех телеканалов.