Бернард Вербер
Смех циклопа
14-я страница |
Это доказывает, что острое слово долговечней и властителей, и их династий.
Великая Книга Истории Смеха.
Источник G.L.H.
42
Металлическая дверь, ведущая на остров посреди бассейна, скрипит. В проеме показывается голова.
— Тук-тук! — кричит Лукреция. — Никто не отвечает, входная дверь не заперта. Надеюсь, я вас не потревожила…
Исидор сидит в позе лотоса на маленькой красной подушечке. Ноги скрещены, спина выпрямлена, веки полуопущены. Лицо бесстрастно. Он похож на Будду, лишь легкое колыхание кимоно свидетельствует о том, что он дышит.
— Если что, обязательно скажите.
Лукреция одета в сиреневое платье, украшенное с одной стороны изображением белых цветов. На шее у нее колье — дракон такого же изумрудного цвета, как и ее глаза. Она проходит по мостику из лиан и бамбука.
Исидор не шевелится.
Дельфины и акула прячутся на дне огромного бассейна, как будто понимая, что ничто не должно мешать хозяину во время медитации. Лукреция обходит вокруг Исидора, словно проверяя, жив ли он, и садится напротив.
Она достает брелок, нажимает на кнопку, звучит все тот же "смех смущенной юной девственницы". Исидор никак не реагирует.
— Не торопитесь, Исидор. Дайте знать, когда закончите.
Исидор еще полчаса сидит неподвижно. Он совершенно невозмутим.
Лукреция осматривает его библиотеку и изучает Древо Возможностей — схематическое изображение огромного растения, покрытое, словно листьями, маленькими записочками. На них — все варианты будущего, которые только приходят Исидору в голову.
Лукреция читает недавно появившиеся тексты. Все они начинаются со слов: "А что, если…".
"А что, если всю поверхность планеты покроет снег?"
"А что, если глобальное потепление настолько уменьшит запасы воды, что людям придется воевать за последние оазисы?"
"А что, если на всей Земле установят единую обязательную религию?"
"А что, если банды вооруженных преступников начнут контролировать целые регионы и полиция не сможет их остановить?"
"А что, если сила притяжения планеты изменится и отрывать ноги от поверхности Земли станет очень трудно?"
"А что, если исчезнут все виды диких животных?"
Лукреция думает, что Исидор впал в депрессию, раз видит в будущем только катастрофы. Но тут же замечает и менее мрачные предположения.
"А что, если на Земле останутся одни женщины?"
"А что, если люди прекратят стремиться к дальнейшему развитию экономики?"
"А что, если удастся остановить демографический рост?"
"А что, если появится мировое правительство, которое предотвратит появление диктаторов и сумеет справедливо разделить богатства земли?"
Она возвращается к хозяину дома и смотрит на него. Его дыхание замедленно, почти неуловимо.
Она замечает, что у него очень красивые губы, и чувствует неожиданное желание поцеловать его.
Исидор открывает глаза. Даже не дав себе труда поздороваться с Лукрецией, он встает и наливает себе стакан горячего чая. Наслаждается его ароматом и пьет мелкими глотками.
— Исидор, вы должны…
Совершенно спокойно он произносит:
— Вон!
— Но…
— Мне кажется, я ясно выразился. Я не хочу вести расследование вместе с вами.
— Появились новые обстоятельства.
Лукреция торопливо рассказывает Исидору об успехах в расследовании.
— У меня уже есть подозреваемые.
Он ничего не отвечает.
— Вы спросите — кто? Во-первых, Стефан Крауц, бывший продюсер Дария. Во-вторых, Феликс Шаттам. Комик, который теперь считается лучшим. В-третьих, Себастьян Доллен, юморист, которому Дарий причинил больше всего зла. И который по его милости стал "худшим".
Исидор не слушает ее. Он открывает холодильник, достает огромный кусок говядины и бросает акуле Джорджу. Тот проглатывает мясо, поднимая огромные волны.
Лукреция сама наливает себе чаю.
— Исидор, я серьезно. Дело кажется все более запутанным. Я не справлюсь одна, вы действительно мне нужны.
— А вы мне — нет.
— Вы по-прежнему не хотите мне помогать?
— Нет.
— Тенардье сказала, что я рискую потерять работу.
— Сочувствую.
К такому характеру нужен маленький тонкий ключик.
— Предлагаю снова сыграть в три камешка. Если я выиграю, вы мне поможете.
Исидор колеблется, но его азартная натура берет верх. Он вздыхает и, покорившись, пожимает плечами.
— Хорошо, я согласен.
— Вести расследование?
— Нет, поставить на кон мое участие в расследовании.
Исидор достает спичечный коробок, они берут по три спички. Вытягивают вперед сжатые кулаки.
— Три, — говорит Лукреция.
— Одна.
Она открывает ладонь, на которой лежит одна-единственная спичка.
Исидор показывает пустую руку.
Он выиграл.
Во второй раз тоже.
И в третий.
Лукреция не выигрывает ни разу.
— Всухую. Скажите хотя бы, как вы это делаете, Исидор.
— Вы боитесь проиграть и хотите выиграть. Два этих желания делают ваше поведение предсказуемым. Когда вам станет все равно, вашу игру станет невозможно предсказать. Тогда вы сможете выиграть.
Он бесит меня.
Лукреция бросает спички на пол. Исидор поднимает их, кладет в коробок и убирает коробок на место, в ящик.
— Помогите мне хотя бы немного. Дайте подсказку, направление, угол зрения.
Помедлив, он говорит:
— Я вам уже помог в прошлый раз. "Поднимитесь к историческим истокам смеха". Вы это сделали?
— Честно говоря… Э-э… я подумала, что криминальное расследование начинается с…
Она прикусывает язык.
— Видите, вы меня не слушаете. Зачем тогда просить советов?
— Н-ну… я пока вела классическое расследование: судебно-медицинский эксперт, семья, подозреваемые, — а уж потом я хотела обратиться к научно-философской подоплеке дела.
Исидор приносит несколько сельдей и бросает их дельфинам, которые ловят рыбу на лету.
— Вы неправы, но… в память о наших прошлых приключениях я "немного" помогу вам в вашем "классическом", как вы выражаетесь, расследовании.
Уф, спасибо, спасибо!
Он бросает дельфинам последнюю рыбу и приглашает Лукрецию сесть за рабочий стол, у ноутбука.
— Что вам сказал последний подозреваемый?
— Это тот, которого предпоследний подозреваемый назвал "худшим из комиков". Его зовут Себастьян Доллен. Он посоветовал пойти в "Театр Дария" и внимательно за всем наблюдать.
— Ну, хоть его-то вы послушались?
— Конечно. Я сходила на турнир учеников "Школы Смеха". Это было соревнование импровизаторов.
— На что это похоже?
Он наливает себе еще горячего чая, по-прежнему не предлагая Лукреции.
— Очень впечатляюще. Ведущий Тадеуш Возняк превозносил покойного брата.
— Что вы видели? — нетерпеливо спрашивает Исидор.
— Я видела место, где терпеливо и бережно взращивают молодые таланты. Слышала воспоминания о великом профессионале Дарии, которого любили, которым восхищались и который до сих пор вдохновляет многочисленных учеников.
Лукреция сама наливает себе чаю. Исидор задумывается, потом включает компьютер.
— Думаю, стоит повнимательней присмотреться к театру. Себастьян Доллен не просто так рассказал вам о нем. Никогда не проходите мимо подсказок.
— Но это комик-неудачник, озлобленный завистник, мстительный пьяница. Когда мы разговаривали, он едва контролировал себя.
— Именно поэтому надо было слушать его особенно внимательно. Алкоголь снимает запреты и обнаруживает истинные побуждения. Мне Себастьян Доллен кажется достойным доверия. А "Театр Дария", колыбель юмористических талантов, — интересным направлением в расследовании.
Лукреция смотрит на него с сомнением.
— В вас живет дух иждивенца, — продолжает Исидор. — Помогая вам, я оказываю вам медвежью услугу. Мешаю найти ваш собственный стиль расследования.
Теперь лицо Лукреции выражает упрямство.
Исидор открывает спутниковую карту, постепенно приближает изображение, сосредоточенно рассматривая "Театр Дария". Он переходит к трехмерному изображению, потом к общему плану улиц и изучает дом со всех сторон. Просматривает фотографии фасада и снимки прилегающих домов.
Неожиданно он обращает внимание на одно изображение. Приближает его, рассматривает детали.
— Вот, посмотрите. Это кажется мне странным.
Лукреция придвигается к экрану.
— Здесь написано "Закрыто по понедельникам". То же самое на афишах при входе и на их сайте, — говорит Исидор.
— Ну и что? У всех театров по понедельникам выходной. Ничего удивительного.
Исидор сохраняет несколько фотографий из Интернета. Он переходит от режима дня к режиму ночи и обратно.
— Посмотрите, в какой день недели и в какое время суток сделан этот снимок.
— В понедельник, без двух минут в полночь.
— Выходной, а все окна освещены так, словно театр открыт. Это вас не смущает?
— Наверное, это бухгалтерия работает.
— И все окна освещены?
— Значит, идет уборка. Уборщицы всегда включают полное освещение.
Исидор запускает другие программы, сохраняет фотографии, помещает их в папку "Расследование дела Дария". На экране появляются кривые графиков, цифры.
— Посмотрите, это потребление электричества "Театром Дария". В полночь понедельника все работает на полную мощность, как будто идет спектакль, хотя официально театр закрыт.
— Может быть, это закрытые вечеринки. Они, наверное, сдают зал частным лицам.
Исидора ее слова не убеждают.
— Вот информация с городских камер видеонаблюдения. Во двор заезжают машины, хотя главный вход заперт.
— У вас есть какое-то объяснение?
— По понедельникам в театре происходит что-то интересное, объединяющее состоятельных людей (обратите внимание: во дворе стоят преимущественно лимузины и роскошные седаны). Дорогая Лукреция, вот вам совет более ясный, чем предыдущий: отправляйтесь туда в понедельник вечером и посмотрите, что там происходит.
— И это ваш совет?
Исидор резко встает.
— Вы выводите меня из себя, Лукреция. Я ведь вас не приглашал! Я делаю вам одолжение, отвечаю на ваши вопросы, а вы и этого не цените. Вы сами не знаете, чего хотите. Вы просите о чем-то, вам дают то, о чем вы просите, а вы говорите… что вам это не подходит!
Он прав. Я не знаю, чего хочу. И он должен помочь мне понять, чего мне не хватает. Я чувствую, что он это знает.
— Извините меня, я увлеклась.
Исидор вплотную подходит к Лукреции и говорит прямо ей в лицо:
— Вы просто капризный, избалованный ребенок. Убирайтесь вон!
Я женщина.
— Я вам не отец и не психоаналитик. Идите и узнайте, что там делается в полночь по понедельникам. Вот мой единственный совет.
Лукреция пристально смотрит на него. И через силу произносит:
— Почему вы так нужны мне?
— Потому что у вас нет того, что как раз и составляет мою силу. Женской интуиции.
Он выключает компьютер и поворачивается к ней спиной.
— Хорошо! — рычит она в бешенстве. — У вас она есть, а у меня нет! Так научите меня! Объясните, как пробудить в себе эту пресловутую "женскую интуицию"!
Исидор нехотя оборачивается.
— Это очень просто. Надо подключиться к "внутреннему я", к тому "я", на которое никто не имеет влияния, к тому "я", которое все чувствует, замечает детали и знаки, невидимые для остальных. Я почувствовал здесь что-то странное. Пойдите в "Театр Дария" в понедельник в полночь! Все!
Раздается громкий плеск, дельфин выпрыгнул из воды. Лукреция набирает в грудь воздуха и выпаливает на одном дыхании:
— Очень жаль, Исидор! Я была о вас лучшего мнения. Вы строите из себя всезнайку, а на самом деле вы всего лишь несовременный, оторванный от настоящей жизни человек, который сидит в своей башне из слоновой кости. Вам только кажется, что вы все понимаете. Я ошиблась в вас, Исидор. Обещаю больше вас не беспокоить.
На лице Исидора разочарование.
— Я так и знал, что вы меня не послушаетесь.
Он раздевается, бросается в бассейн и начинает плавать с дельфинами, не обращая на нее больше никакого внимания.
Несколько минут она смотрит на него, потом поднимается по мостику и выходит.
Зато он открыл мне свой секрет: слушать себя и не поддаваться постороннему влиянию. Даже его влиянию!
43
Верблюжонок спрашивает у мамы:
— Почему у меня такие огромные ноги и на каждой по три пальца?
— Чтобы не проваливаться в песок, пересекая бескрайние пустыни.
— А-а… Понятно.
Через несколько минут верблюжонок опять спрашивает:
— А почему у меня такие густые брови?
— Чтобы в глаза не попадала пыль.
— А-а… понятно.
Еще через несколько минут верблюжонок снова спрашивает:
— А зачем мне большой горб на спине?
Мама-верблюдица устала от вопросов, но все-таки отвечает:
— Мы храним в нем воду для долгих переходов по пустыне. Благодаря этому мы можем не пить много десятков дней.
— Значит, если я правильно понял, у нас большие ноги, чтобы не проваливаться в песок, густые брови, чтобы защитить глаза от пыли, горб на спине, чтобы хранить воду во время долгих переходов по пустыне… Мама, а скажи мне еще…
— Что, дитя мое?
— Зачем нам все это тут, в зоопарке?
Отрывок из скетча Дария Возняка "Наши друзья животные"
44
Лукреция хорошо подготовилась. На ней черная кожаная куртка, черные спортивные брюки, черная шапочка, удобная обувь, рюкзак.
Понедельник. Близится полночь.
С террасы кафе она смотрит на "Театр Дария". Пока ничего подозрительного. В окнах темно, дверь закрыта, улица перед театром пустынна.
Какая я дура, что послушала его!
Исидор — конченый человек, он только и умеет, что умничать с важным видом, а на деле одни понты. Как же, "женская интуиция"… Сидит, оторванный от мира, в водонапорной башне и ничего не видит, ничего не понимает, ничего не знает. Надутый индюк.
Лукреция ждет. Справа проходит группа студентов. Они курят и смеются.
Она вспоминает себя в их возрасте. Она как раз вышла из приюта. Это тоже случилось первого апреля.
Проклятое первое апреля.
Ей было восемнадцать лет. У дверей приюта стояли пятеро мужчин, разговаривали и курили. Все девочки знали, что это сутенеры.
Словно гиены, которые ждут, когда детеныши газели выйдут на опушку леса.
Приют никак не помогал воспитанницам устроиться в жизни. Девушки выходили из его дверей с чемоданом и пятью сотнями евро, не зная, где провести ближайшую ночь.