Бернард Вербер

Бернард Вербер
Отец наших отцов

- Очень симпатичная легенда, ничего не скажешь, но... это просто легенда, - высказался ламаркист.

- И сказал Бог...

Тут раздался мелодичный сигнал. Зажглись табло "Не курить", "Пристегните ремни", а из громкоговорителей послышался баритон, призывающий пассажиров занять свои места, поскольку самолет вошел в зону турбулентности.

Так как священник стоял возле Лукреции и Исидора, стюардесса сухо приказала ему повиноваться приказу, подтолкнула к креслу и даже сама принялась застегивать ему ремень.

Недовольный таким проявлением власти, отец Матиас состроил обиженную мину и демонстративно выпрямился, как вдруг самолет резко провалился в воздушную яму на добрую сотню метров. Со столиков попадали пластмассовые стаканчики. Те упрямцы, что по вине природы и несмотря на все распоряжения, удерживали очередь возле туалетов, попытались было за что-то ухватиться, но, не найдя ничего под руками, с шумом повалились на пол и покатились по салону, покряхтывая от боли. Пара стюардесс оказались на коленках пассажиров. Стюард, перехватывая кролем спинки кресел, добрался до складного сидения и шлепнулся в него задрав ноги, как в спасательный круг.

- Говорят, Бог не любит, когда про него слишком много болтают, - шепнул Исидор, развлекаясь всей сценой. - "Не поминай имени Господа всуе", разве это не одна из ваших заповедей, батюшка?, - обратился он через проход к священнику.

Но отец Матиас, закрыв глаза, весь ушел в молитву, в то время как ламаркист и дарвинист, внезапно утвердившись в вере, сейчас вполне удачно ему подражали.

- А в этот раз, похоже, не будет обезьяны-нарушителя при простом упоминании вопроса, "Откуда мы взялись?" - заметила Лукреция.

- Если не считать, что над нами может подтрунивать обезьяний бог, - иронически отозвался Исидор, борясь с ремнем безопасности, болезненно перехватившим ему живот.

Через иллюминатор журналист видел, что небо еще больше потемнело. Одна воздушная яма шла за другой и самолетик мотало из стороны в сторону, как трусы в стиральной машине. По центральному проходу катались бутылки. Багажные отделения распахивались тут и сям, извергая свою разнообразную начинку на головы и плечи верещавших от ужаса людей.

Самолет то взмывал, то нырял. Ламаркист, плохо приспособленный к экстремальным условиям, не сумел удержать в себе пюре с цыпленком. Ему едва хватило времени откопать в кармашке переднего кресла бумажный пакет, заботливо положенный туда авиакомпанией специально для впечатлительных пассажиров.

В свою очередь, сидевший у прохода дарвинист намертво сцепился с соседом спереди, который во что бы то ни стало пытался сбросить его с кресла. Оба мужчины, один сидя, другой нагнувшись, ухватили друг друга за шею и молча боролись среди турбулентности. Естественный отбор означал, что в конце схватки креслом будет владеть сильнейший.

Священник по-прежнему возносил псалмы. Словно в ответ на его мольбы сверху вторично раздался баритон:

"Спокойно, спокойно, господа. Пусть каждый займет свое место. Мы пересекаем зону турбулентности".

Но сам голос спокойным не был ни чуточки. Лукреция распознала в нем признаки наступавшей паники и вцепилась в руку Исидора. Дети заорали, а комнатные собачонки, контрабандой пронесенные на борт и доселе молчавшие, повыскакивали из сумок и присоединились к общему бедламу.

Затем тяжелая тишина потихоньку стала завладевать салоном, чьи лампы мигали при особо замечательных прыжках самолета, словно тот превратился в серфингиста, скачущего с буруна на бурун.

Исидор Каценберг, прижатый к сидению своими жировыми складками, напоминавшими надувные круги, казался единственным, кто не обращал внимания на апокалиптический спектакль.

- Я всегда считал нелогичным, что такие железные корыта способны держаться в воздухе, - спокойно поведал он своей соседке.

Но Лукреция была слишком сильно погружена в борьбу с неожиданно свалившейся на нее кислородной маской, чтобы отвечать на подобные ремарки. Самолет еще раз потерял высоту и все лампы салона погасли, только кое-где еще оставались ночнички.

- Кажется, мы пикируем, - заметил Исидор, прижимаясь лицом к иллюминатору. - На случай, если мы умрем в ближайшие минуты, хочу признаться вам, Лукреция, что мне доставило большое удовольствие работать с вами в этом расследовании, - учтиво заявил он.

- Мерси, я тоже, - прохрипела журналистка, вцепившись в подлокотники с такой силой, что трудно было вообразить, как эти пальцы можно разогнуть.

И тут вдруг буря кончилась, так же внезапно, как и началась. Никаких больше ощущений падения в бездну. Никакой болтанки. Вновь вспыхнул свет.

"Мадам и месье, вы можете расстегнуть ремни", - бархатно проворковал баритон.

Раздались охи, ахи и рукоплескания в адрес пилотов, сумевших их всех вызволить из нехорошего прошлого. Нетерпеливые опять устремились к туалетам, где не замедлила образоваться очередь. Одну за другой Лукреция отлепила фаланги от подлокотников.

Они, должно быть, совсем покинули зону турбулентности, так как за иллюминаторами не виднелось ни одного темного облачка. Напротив, на юге появилось деликатное солнце, ставшее понемногу разгораться миллиардами свечей.

Священник, ламаркист и дарвинист словно застыли в своих креслах и, пережив смертельный ужас, уже не испытывали никакого желания спорить о происхождении человечества.

Пока одна из стюардесс упрашивала пассажиров опустить шторки на иллюминаторах, другая раздавала наушники. Путешественники могли выбрать или "Звездные войны", которые все и так уже смотрели по восемь раз, или освежиться сном.

Лукреция решила в пользу отдыха и прикрыла глаза повязкой. Исидор же чувствовал, что неспособен заснуть. Не желая беспокоить тех, кто смотрел фильм, он лишь чуть-чуть приподнял шторку и приник поближе к иллюминатору.

"Бог..."

Действительно ли это ключ к загадке? Является ли Бог гипотезой, которую надо принять наравне с ламаркизмом или, скажем, дарвинизмом? Почему бы и нет?

В прорехе между облаками показалась сеть, искусно сплетенная из тончайших автомобильных дорог.

Какими нас видит Бог? Без сомнений, в образе кишащих муравьев.

Исидору пришло в голову, что тысячи и тысячи людей уже летали самолетами, даже не задумываясь над этой привилегией: созерцать мир с высоты. Самолет позволяет немного отойти от человечества и взглянуть на него другими глазами. Глазами Бога.

3. ПЕРЕСЫХАЮЩЕЕ ОЗЕРО

На горизонте ничего не видно.

Они устали до изнеможения.

Им голодно.

Племя достигло лесистой зоны. Впереди озеро, уже довольно пересохшее. В грязи возится множество толстокожих гиппопотамов. У них нет другого выхода, кроме как залезть по уши в грязь, чтобы спастись от солнца. Хотя уровень воды падает, им не хватает смелости покинуть эту заболоченную заводь, когда-то бывшую их гаванью. Вместо этого они предпочитают сражаться между собой до смерти ради тех мест, где дно глубже всего.

Орда останавливается, чтобы посмотреть этот впечатляющий спектакль, в котором гиппопотамы пытаются урегулировать свой жилищный кризис. Огромные звери демонстрируют свои квадратные зубы, которыми они кусают друг друга за рыла. Побежденные участники схватки вынуждены укрываться на более мелких участках, где их кожа начинает потихоньку подвяливаться.

ОН говорит себе, что пусть его народ и примитивен, но им, по крайней мере, достает смелости переселиться. Что же касается этих гиппопотамов в пересыхающем озере, они все обречены. А вместо того, чтобы уйти, они предпочитают оставаться на месте и друг друга убивать. Вне всякого сомнения, агония самых последних из тех, кто выживет, окажется мучительнее всего.

Почему появляется столько насилия? По причине косности.

Внезапно ОН осознает первый закон мудрости: соглашаться с переменами.

Вожак предлагает подождать, пока не умрет один из гиппопотамов, раненных в территориальных войнах. Они его съедят.

Чтобы лучше насладиться спектаклем, разыгрываемым акватическими сумоистами, все племя усаживается на берегу озера и каждый принимается подбадривать своего чемпиона. Они надеются, что проигравший окажется самым толстым.

Сражения гиппопотамов поразительны. Грязь летит во все стороны, а рев и прыжки сотрясают землю. Что за наслаждение лицезреть такую мощь в сочетании с таким озверением! Из-под доспехов из перемазанной кожи хлещет красно-серая кровь. Рыки ненависти, вопли ужаса. Клыки рвут уши и загривки.

Племя терпеливо ждет. Вот вам наилучший способ охотиться: подождать, пока добыча сама себя не прикончит.

Наконец один из раненных гиппопотамов затихает и, похоже, можно приступать. Орда подкрадывается поближе и принимается резать его каменными осколками, хотя зверь все еще пытается привстать.

Прочие гиппопотамы шокированы этим зрелищем: какие-то крошечные двуногие на куски режут одного из них. Впрочем, никто не двигается с места, опасаясь потерять свой застолбленный участок.

Орда наслаждается идиотизмом этого биологического вида, чей мозг даже значительно больше по объему, но чья культура, основанная на защите территории, ограничивает горизонт мышления. В конце концов, говорит ОН себе, как раз мы и есть самые развитые. Не том в смысле, что мы умницы в абсолютном выражении, а просто остальные глупее нас.

Соплеменники вгрызаются в побежденного гиппопотама как в огромную, съедобную пещеру. Кое-кто даже залезает внутрь, чтобы порыться среди кишков. К ним пробуют присоединиться дети, желая там поиграть, но запах слишком силен и они решают обождать, пока взрослые не закончат свою мясокопательную работу. Жадными руками все выхватывают друг у друга куски протеина. Сегодня орда от голода не умрет.

Но тут вдруг чей-то страшный рык заставляет всех подпрыгнуть. Они оборачиваются на звук и видят:

Львица!

Соплеменников захлестывает волна адреналина. Там, где одна львица, там и другие! А когда их несколько, то означать это может только одно: они охотятся. А если они охотятся, значит, хотят съесть людей, таких как они сами. Все принимаются озираться в поисках других львов, которые, должно быть, затаились и уже окружили их, чтобы вот сейчас наброситься и сожрать. Вот так невезение! Тростник, которым поросло полувысохшее озеро, служит отличным укрытием для засады и маскировки атакующих.

Вожак издает вопль, чтобы все поняли: надо пробиваться любой ценой. Те, кто забрался в гиппопотама, колеблются в нерешительности. Спрятаться внутри его живота или убегать? Они решают выбраться наружу.

И вовремя, потому что справа уже появилась троица львов. Тут же начинается беспорядочное бегство. Со львами не справиться.

Прочь отсюда!

Спасайся кто может!

Тройка львов гонит их в одну сторону и вдруг - о ужас! - прямо напротив из зарослей поднимается еще пять львов. Ловушка! Они пожаловали сюда вовсе не за мясом гиппопотама!

Орда обречена?

Остается лишь один выход: сбросить балласт. Что же такое балласт? Это дети, старики и больные. Нет даже необходимости им объяснять, что требуется делать для спасения племени. В западне окажутся те, кто бегает хуже других. Один из самцов-доминаторов, увидев, что его обгоняет старик, подсекает его под ноги.

ОН мчится галопом. Прежде чем кого-то куда-то заманить, надо сначала оторваться от преследователей. Львы бегают быстро, но им недостает выносливости на больших дистанциях. Совсем не так, как с гиенами, которые могут гнаться за добычей по несколько дней.

Львы окружили троих соплеменников. Их рвут на части. Охота закончена.

Когда лев получает то, чего хотел, он становится тихим, как травоядное. Все знают, что теперь можно пройти рядом, не подвергая себя ни малейшему риску.

После страха накатила радость оттого, что они живы. Во-первых, поели, во-вторых, выдержали атаку львов.

Чего еще просить от жизни?

4. В ПОГОНЕ ЗА ОБЕЗЬЯНОЙ

Великолепие.

Красота.

Килиманджаро.

С высоты гора вызывала восхищение. Она появилась как-то вдруг, эта немыслимо огромная черная скала, облитая сверху ледяным кремом, чье подножие щекотали облака тумана. Она заполонила собой все пространство за иллюминаторами.

Вверху белое солнце. А под солнцем - плато с высокими травами, уже так долго терпящее человека.

Наконец-то, Африка.

Самолет сел, как мог. Он выписывал зигзаги, подпрыгивая на взлетно-посадочной полосе, пытаясь не задеть импала и газелей Томпсона, слонявшихся по аэродрому, как им вздумается. Из-под битума выбивались сорняки. Группы туземцев, лениво посмеиваясь, разглядывали трясущуюся груду белого металла, неуклюже пытавшуюся имитировать приземление птицы.

Словно чтобы показать пилотам, как это надо правильно делать, параллельно самолету начала снижаться стая ширококрылых пеликанов. Некоторые из них даже сумели приземлиться в самый последний момент крутого пике без какого-либо маневра захода на посадку.

К самолету подкатил трап и пассажиры стали сбегать вниз. Выход из кондиционируемого салона в раскаленный воздух. Размякшее солнце крушило своей тяжестью всю жизнь. Только дерзкие мушиные армии решили пойти проинспектировать самолет, чтобы понять, как эта штуковина может летать, не махая крыльями.

Подстегиваемая жарой и влажностью, растительность прочно завоевала бетонное поле. Пассажиры прошли на таможню и подверглись процедуре принудительного обмена пятидесяти долларов США на мятые и липкие танзанийские шиллинги.

Лукреция нацепила солнечные очки и покрыла свою рыжую голову муслиновым платком.

- А сейчас что будем делать?

- Где-то нас ждет отец наших отцов, - уклончиво ответил Исидор.

- И как его отыскать? Устроим охоту по всему континенту?

Он предложил ей для начала спокойно присесть в аэровокзальном баре и подождать, пока не выдадут багаж.

Журналисты потребовали подать две Кока-колы и юный, худощавый гарсон выставил перед ними бутылочки прозрачного напитка, на дне которых виднелся какой-то черный осадок. Он пояснил, что для смешивания этих двух химических субстанций бутылочки надо сначала потрясти. И затем открыл пробки сахарными зубами.