Бернард Вербер

 



Бернард Вербер
Зеркало Кассандры

(en: "The Mirror of Cassandra", fr: "Le Miroir de Cassandre"), 2009

 

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 |

 


39-я страница> поставить закладку

 

Вдоль дороги видны дымящиеся руины домов, на земле лежат фигуры то ли мертвых, то ли спящих людей. Асфальт на проезжей части и на тротуарах выщерблен, сквозь него пробиваются пучки чертополоха и колючего кустарника. Повсюду лежат горы мусора. Трубы сочатся водой подозрительного цвета, а стаи детей и собак дерутся за остатки испорченной пищи.

Проржавленные грузовики служат пристанищем разнообразным животным и человеческим существам.

Полицейский фургончик пересекает Париж 3000 года и въезжает на остров Сите. Он следует по полуразрушенной набережной д'Орлож и останавливается у северного входа во Дворец правосудия. Стены здания частично разрушены. Покрытая трещинами крыша и выбитые стекла усиливают впечатление того, что это здание заброшено. Плакаты со словами «Казнить!» раскачиваются над небольшой группой людей, которая, кажется, ждет прибытия Кассандры.

Под пристальными, неприветливыми взглядами сопровождающих ее полицейских девушка входит в покосившиеся двери. Она оказывается в зале, где неровные ряды скамеек заняты людьми, которые при ее появлении начинают перешептываться. Ее ведут на место для подсудимых. С обеих сторон Кассандру крепко держат два здоровяка, они словно опасаются, что она попытается убежать.

На скамьях присяжных сидят младенцы в одежде для взрослых. В кресле напротив девушка видит судью, пожилого человека в сером одеянии и в белом парике, на манер английских членов парламента. За спинкой его кресла стоит статуя Правосудия с весами в руках и выколотыми глазами. Справа от судьи сидят адвокат и прокурор, тоже в париках.

Публика шумно проявляет нетерпение.

— Очень хорошо, все в сборе. Заседание можно начинать. Я объявляю процесс открытым. Вы должны отчитаться перед нами, мадемуазель Катценберг, — говорит судья, изучая листы дела, лежащего перед ним. — Отчитаться перед поколениями настоящими и будущими, которые представлены этими детьми.

— Я невиновна. Я ничего не сделала, — протестует она.

— В этом и состоит проблема — вы ничего не сделали. Судить будут грядущие поколения, — говорит судья, оборачиваясь к присяжным, которым раздают соски и бутылочки.

Никто из них не плачет, они внимательно слушают.

— Для начала дебатов я даю слово прокурору.

Человек в черной мантии встает:

— Спасибо, ваша честь. Я хотел бы привлечь внимание присяжных к важности данного процесса. В лице этой девушки, пришедшей из прошлого, мы судим сегодня все ее поколение. Поколение двухтысячных годов, то, которое впоследствии назовут поколением эгоистов. Они истратили все богатства Земли на сиюминутные удовольствия, не думая о последствиях своих поступков, не заботясь о состоянии планеты, которую они оставят детям.

В зале поднимается неодобрительный гул. Судья стучит молоточком, призывая к тишине. Несколько младенцев из числа присяжных начинают плакать, остальные шумно сосут соски, выказывая крайнюю озабоченность.

— Я этого не знала, — бормочет Кассандра.

— Отличное извинение! Нет, конечно, вы знали. Более того, вы прекрасно знали. Радио, телевидение, журналы, продающиеся в супермаркетах, постоянно сообщали вам о том, что происходит в мире, и о том, что вы можете сделать. Я обвиняю мадемуазель Катценберг в том, что она могла изменить мир, в том, что она понимала, что его нужно изменить, и в том, что она ничего сделала в тот период, пока все еще было возможно.

— Я не могла.

— Нет! Вы могли. Один человек может изменить ход Истории. Нужно, чтобы он этого захотел. Или, по крайней мере, попытался. Я обвиняю вас в «неоказании помощи человечеству, пребывавшему в опасности»!

— Но…

— Господа присяжные, вы являетесь поколением будущего, я призываю вас судить эту девушку по всей строгости закона. Я предлагаю самую суровую меру наказания. Я прошу приговорить ее к крионизации, с тем чтобы она проснулась в еще худшем будущем. Тогда она осознает наконец все разрушительные и всеобъемлющие последствия своего… бездействия!

На этот раз публика издает одобрительные крики. Судья снова стучит молоточком:

— Слово предоставляется защите.

Женщина-адвокат встает:

— Я прошу снисхождения к моей подзащитной. Она не может отвечать за ошибки, допущенные руководителями ее времени. Она просто жила среди таких же, как она, ничего не осознающих людей. Они не понимали, что убивают планету.

— И почему же это, госпожа адвокат? — подает реплику прокурор.

— Не знаю. Может быть, потому, что они были поглощены поиском кратковременных удовольствий.

— Протестую, ваша честь. То, что защита называет кратковременными удовольствиями, являлось удовлетворением эгоистических потребностей, которые оказались, как мы знаем, с течением времени разрушительными. Я вам назову эти кратковременные удовольствия: отравлять воздух выхлопными газами, приобретать ненужные предметы, а затем бросать их где попало, отравляя тем самым грунтовые воды, заводить детей, не ограничивая рождаемость, что вызвало перенаселение, эпидемии и голод. Они не пресекли распространение интегристской идеологии тогда, когда еще могли это сделать, что вызвало большие разрушительные войны со всеми сопровождающими их зверствами. Они без малейшей жалости истребили диких животных. Они загрязняли все, к чему прикасались, называя это туризмом, обществом потребления, экономическим ростом. Б-р-р… эти слова мне отвратительны. Меня от них тошнит!

Из зала слышатся агрессивные выкрики.

— Ни разу ни один из тогдашних политиков не предложил контролировать рождаемость. Самое большее, на что оказались способны экологи вашей эпохи, мадемуазель, это сортировка бытового мусора.

В зале раздается смех.

— И закрытие атомных электростанций.

Новые смешки в зале.

— …и запрет ГМО! Что говорить о ГМО и об атомных электростанциях, когда население Земли каждые пятьдесят лет увеличивается вдвое! Это словно уменьшить нагрев батареи, когда вокруг пылает пожар.

— Смерть эгоистке, смерть расточительнице! — слышатся выкрики из зала.

Генеральный прокурор немедленно подхватывает эту тему:

— Да, именно эгоисты! Трусы! Люди совершенно близорукие и лишенные какого бы то ни было чувства ответственности! Они словно не отдавали себе отчета в том, что, размножившись до десяти миллиардов, они придут к полной катастрофе. Все животные умеют регулировать уровень рождаемости. Даже кролики, мыши и пауки производят на свет столько детенышей, сколько могут прокормить. Люди поколения Кассандры заводили детей, не размышляя. Или руководствуясь такими «важными» причинами, как гарантия пенсии, праздность или… самое смешное, вслушайтесь: получение пособия на ребенка. «А почему правительства хотели увеличить рождаемость?» — спрашиваю я, ваша честь. Чтобы увеличить число потребителей! Они считали, что чем больше в государстве потребителей, тем сильнее его экономика.

В зале опять раздается смех.

— Священники запрещали использовать презервативы во имя любви к Богу! Интегристы призывали рожать детей, надеясь получить новых солдат к будущей священной войне. Большинство людей, родив детей, их дальнейшей судьбой не интересовались.

Свист в зале.

— Детей не воспитывали. Они проводили время на улице, употребляя наркотики, нападая на стариков и объединяясь в мафиозные банды.

Свист становится громче.

— Люди не любили своих детей. Младенцы появлялись на свет для увеличения уровня рождаемости и для обеспечения своих родителей пособиями. Те, в конце концов, даже получали возможность не работать.

Часть публики вскакивает на ноги, потрясая кулаками.

— Все происходило именно так. Детей заводили так же, как… ходили в туалет!

Возмущение зала достигает своего пика. Судья изо всех сил стучит молоточком, пытаясь восстановить порядок. В зале снова раздаются яростные крики: «Казнить женщину из двухтысячного года!»

— Прошу вас, господин прокурор, проявлять сдержанность и выбирать выражения.

— Я закончу, напомнив вам поговорку: «ЗЕМЛЯ НЕ ДОСТАЛАСЬ НАМ В НАСЛЕДСТВО ОТ РОДИТЕЛЕЙ, ЗЕМЛЮ НАМ ОДОЛЖИЛИ НА ВРЕМЯ НАШИ ДЕТИ!»

Бурные аплодисменты. Судья стучит молоточком.

Слово вновь предоставляется защите.

— Моя подзащитная не заводила ни десятерых, ни пятерых, ни даже двоих детей. Она не родила ни одного. Следовательно, она не отвечает за глупость своих собратьев. Что она могла поделать? Урезонивать своих соседей, убеждая их не заниматься любовью? Я напоминаю вам о том, что дети рождаются, когда их родители постоянно спят друг с другом. Вы считаете, что она должна была заходить в комнату соседей в тот момент, когда они держали друг друга в объятиях, и заявлять: «Вы отдаете себе отчет в том, что вы делаете?»

На этот раз слова адвоката вызывают одобрительный смех в зале.

— Ваша подзащитная — все-таки не совсем обычный человек, — говорит прокурор. — Она все знала.

Он указывает на Кассандру пальцем.

— Остальные ее собратья не понимали, что происходит. Они не осознавали, в каком мире живут, но Кассандра Катценберг видела будущее. И ничего не сделала.

Судья обращается к обвиняемой:

— Мадемуазель Катценберг, обвинение серьезное. Действительно ли вы видели будущее и ничего не сделали?

Младенцы, играющие роль присяжных, прекращают плакать и сосать соски. Они пристально смотрят на девушку, ожидая ее ответа.

— Отвечайте! Посмотрите в глаза грядущим поколениям, если не боитесь, и скажите им правду. Вы видели будущее?

— Я видела его иногда, как будто вспышками. И я видела только теракты.

— Что?

— Людей, которые подкладывали бомбы, чтобы убить других людей. По религиозным или политическим мотивам в основном.

Оглушительный взрыв смеха в зале.

— Вы видели только это? Нападения террористов? — спрашивает судья недоверчиво.

— Э-э… ну да, — бормочет Кассандра.

— Это значит, что ваш мозг обладал способностью, привилегией, огромным могуществом видеть будущее, и был сфокусирован только на теракты!

Новый взрыв смеха в зале превращается в…

129

…в отрывистое тявканье лиса, заменяющее традиционное петушиное кукареканье. Пернатое имело несчастье быть съеденным ночью, и его дух, видимо, вдохновляет Инь Яна занять опустевшее место.

Кассандра Катценберг рывком садится в постели, ее спина взмокла от пота, лоб покрыт испариной, девушку бьет лихорадка. Она хватает записную книжку и ручку, чтобы подробно записать свой сон. Она завершает протокол своего судебного процесса вопросом: «Можно ли тревожить младенцев?»

Зачеркивает вопрос и пишет: «Можно ли спасти младенцев?»

Зачеркивает и пишет: «Можно ли спасти человечество?»

Зачеркивает и пишет: «Можно ли спасти планету?»

Она быстро заносит в блокнот несколько мыслей, пришедших ей в голову в ответ на этот вопрос. Она обдумывает и взвешивает их. «Перенаселение?» «Загрязнение окружающей среды?» «Войны?» «Напрасная трата природных ресурсов?» «Религия?»

Она зачеркивает написанное и вспоминает картины, увиденные ею из окна полицейского фургончика. Нищета. Грязный воздух, грязная вода. Бездомные, жалкие люди, лежащие прямо на земле.

В будущем весь мир превратится в свалку, подобную Искуплению.

В будущем, если ничего не предпринимать, все станут бомжами.

Может быть, для того, чтобы это понять, я и должна была прийти сюда. Чтобы узнать и почувствовать на себе то, что произойдет с нашими потомками.

Неожиданно, перекрывая тявканье Инь Яна, звучит музыка. Кассандра узнает мелодию, этой песенкой поздравляют с днем рождения. Высунув голову из хижины, Кассандра видит Эсмеральду, несущую большой торт, украшенный шестьюдесятью свечами.

Обитатели Искупления хором затягивают: «С днем рожденья, Виконт!»

Кассандра радостно выбегает наружу. Торт ставят перед совершенно растроганным Фетнатом Вадом. Затем все по очереди дарят ему подарки, которые он поспешно разворачивает.

Эсмеральда Пикколини преподносит биде, которое, как она объяснила, послужит емкостью для приготовления лечебных снадобий. Фетнат ее горячо благодарит.

Орландо ван де Пютг дарит огромный, остро наточенный кинжал, который поможет имениннику разделывать и убивать встречающихся на свалке животных, которые становятся все крупнее и крупнее. Недавно, например, даже появились кабаны.

Ким Йе Бин вручает электрический многофункциональный комбайн для выжимания соков и приготовления супов-пюре.

Кассандра бежит, быстро осматривает окрестности и возвращается с тем, что, по ее мнению, сможет пригодиться Фетнату. С зеркалом.

Фетнат Вад кажется глубоко взволнованным.

— Друзья мои, вы помните, что сегодня у меня день рожденья. Честно говоря, я сам об этом забыл. Да, я так давно его не праздновал, что уже не помнил число.

— С днем рождения, Виконт, — отвечает кореец. — Ты знаешь, в первый год, что я провел здесь, я понял, что самой характерной чертой бомжа является то, что он не празднует свои дни рождения и в конце концов забывает, сколько ему лет.

— Да, — подтверждают остальные. — Это правда, мы всегда забываем.

— И очень жаль. Важно помнить даты постоянных встреч. Так создаются жизненные ориентиры.

Слово «ориентир» произошло от латинского слова «oriens», «восходящий». Видимо, имеется в виду, что восходящее солнце позволяет увидеть окрестности, определить свое местоположение.

— Пока мы празднуем свой день рождения, мы являемся существами, которые ведут отсчет проходящему времени своей жизни.

— Труднее всего было узнать дату твоего дня рождения. Это взял на себя Ким, — объясняет Орландо.

— Да, и было это не так-то легко. Вас, волофов, пять миллионов, и вы ведете учет гражданского состояния совсем с недавнего времени, максимум, несколько десятков лет. Но я, к счастью, нашел твою деревню благодаря знаменитому учителю Дембеле. Так я узнал, что ты родился в Кусанаре и что сегодня — твой день рождения.

— Как давно ты это знаешь, Маркиз?

— Уже два месяца. Я занес это в компьютер, который разбудил меня ночью и напомнил. Я едва успел предупредить остальных.

— Я лично дни рождения не люблю. Ну да ладно… Честно говоря, есть три веши, которые я не люблю: дни рождения, свадьбы и крестины, — признается Эсмеральда.

— Почему ты не любишь свадьбы, я понимаю, — говорит Ким. — Как говорит Клод Лелюш: «Отмечать нужно не день ареста, а день побега». Мне кажется, лучше праздновать разводы.

— Неглупо. По крайней мере, в день развода оба супруга отлично знают друг друга, — добавляет Эсмеральда. — А в день свадьбы каждый изображает из себя не того, кем является на самом деле.

— Свадьба — это победа надежды над опытом, — соглашается Ким.

— И как тебе не надоест вытаскивать мысли из консервных банок, чертов Маркиз! — возмущается Орландо. — Я, например, предпочитаю свадьбу разводу потому, что, во-первых, я развод пережил, а во-вторых, мне больше нравится момент, когда все стараются казаться лучше, чем есть на самом деле, в отличие от момента, когда каждый показывает свое истинное, неприглядное лицо.

Эсмеральда раздает пластиковые тарелки, Ким кипятит воду для праздничного завтрака. Потом женщина с рыжим узлом волос зажигает свечи, и сенегальский колдун задувает шестьдесят огоньков, украшающих самодельный десерт.

— Я сама его приготовила, — хвастает Эсмеральда, распределяя куски торта. — Из сала, сахарозы и восстановленного шоколада. Если на ваш вкус недостаточно жирно, можете добавить говяжьего маргарина, могу дать.

Фетнат благодарит всех присутствующих, включая Кассандру. Последняя находит, что он все больше походит на Моргана Фримана.

 

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 |
Купить в интернет-магазинах книгу Бернарда Вербера "Зеркало Кассандры":